Книга Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной - Мохандас Карамчанд Ганди

Как я уже упомянул, Кастурбай была неграмотна. Я очень хотел обучать ее, но чувственная любовь не оставляла времени. Прежде всего, учить приходилось бы против ее воли и тоже только по ночам. Я не осмеливался ни встречаться, ни разговаривать с ней в присутствии старших. В те времена в Катхияваре господствовал странный, бессмысленный и варварский обычай, согласно которому женщина должна была закрываться пурдой. В какой-то мере этот обычай жив и сейчас. Обстоятельства, таким образом, сложились для нас весьма неблагоприятные. Приходится признать, что мои усилия обучать Кастурбай еще в юности не увенчались успехом. А когда я очнулся от забытья страсти, то уже был вовлечен в общественную жизнь и свободного времени у меня стало еще меньше. Точно так же потерпели провал мои попытки нанимать для нее частных учителей. В результате Кастурбай и сейчас умеет лишь с трудом выводить буквы и читать простые тексты на гуджарати. Я убежден в том, что, будь моя любовь к ней совершенно не замутнена чувственным вожделением, она стала бы вполне образованной дамой. Я бы сумел заинтересовать ее учебой, ведь теперь я знаю, что для чистой и непорочной любви нет ничего невозможного.

Выше я уже упомянул некоторые факторы, которые в той или иной степени помогли мне избежать катастрофических последствий плотской любви. Было и кое-что другое. Многочисленные примеры показали мне, что Бог всегда спасает того, чьи помыслы и намерения чисты. Наряду с жестоким обычаем браков между детьми индийское общество усвоило и еще один, который несколько смягчает зло, причиняемое такими браками. Родители не позволяют совсем юным парам подолгу оставаться вместе. Жена-подросток проводит больше половины времени в своем родительском доме. Так было и у нас. Соответственно, за первые пять лет брака (с тринадцати до восемнадцати лет) мы в общей сложности не смогли прожить вместе более трех. Как только проходило полгода, мою жену тотчас вызывали к себе родители. Тогда подобные вызовы нам очень не нравились, но они принесли спасение обоим. В восемнадцать лет я отправился в Англию, а это означало длительный и благотворный период разлуки для нас. Но даже по моем возвращении на родину мы по-прежнему оставались вместе не более шести месяцев, поскольку мне часто приходилось путешествовать из Раджкота в Бомбей и обратно. Затем последовало предложение из Южной Африки, которое застало меня уже в достаточной степени свободным от плотских желаний.

5. В средней школе

Как уже было сказано, ко времени своей женитьбы я еще учился в средней школе. Мы — трое братьев — ходили в одну и ту же школу. Старший из нас опередил меня на несколько классов, а тот, который женился одновременно со мной, — всего на класс. Из-за брака мы с ним потеряли целый год учебы, хотя для брата последствия были даже еще более тяжелыми: позже он совсем бросил школу. Одним только Небесам ведомо, скольких других юношей постигает та же участь. Лишь в современном индийском обществе учеба и женитьба идут рука об руку.

Моя же учеба продолжалась. В средней школе я уже не считался тупицей. Я наслаждался расположением преподавателей. Каждый год мои родители получали свидетельства об успеваемости и поведении. Мои знания никогда не оценивались как неудовлетворительные. Более того, меня даже наградили по окончании второго класса. После пятого и шестого я получал стипендии в размере четырех и десяти рупий соответственно, но причиной всего этого была, как мне кажется, скорее удача, чем мои собственные заслуги, поскольку стипендии были доступны не всем, а лишь отличившимся ученикам из региона Соратх в Катхияваре. Тогда в классе, в котором учились сорок или пятьдесят учеников, было не слишком много мальчиков из Соратха.

Не помню, чтобы я сам высоко оценивал свои способности. Я всегда искренне удивлялся, получая призы или стипендии, зато крайне ревностно относился к оценкам моего характера. Малейший упомянутый в характеристике недостаток вызывал у меня слезы. Мне было невыносимо слышать упрек учителя, даже если я его и заслужил. Однажды я был подвергнут телесному наказанию, и меня обидело не оно само, а тот факт, что преподаватель посчитал его справедливым. Помнится, я безутешно плакал. Это случилось, когда я учился еще в первом или втором классе средней школы. Затем подобный инцидент повторился в седьмом классе. Директором школы был тогда Дорабджи Эдулджи Гими. Ученики его уважали, ведь он умел поддержать дисциплину и был справедливым и хорошим учителем. Он сделал гимнастику и игру в крикет обязательными для старшеклассников. Я же терпеть не мог ни того ни другого, никогда не занимался гимнастикой, не играл в крикет или футбол, пока они не стали обязательной частью программы. Отчасти причиной, по которой я уклонялся от них, была моя застенчивость, и только теперь я понял, как ошибался. В то время я считал, что гимнастика не имеет ничего общего с образованием. Сегодня я твердо верю в необходимость школьного физического воспитания. Оно не менее важно, чем воспитание умственное.

Однако стоит отметить, что в те дни я не полностью отказывался от физических упражнений. Из книг я узнал о пользе долгих прогулок на свежем воздухе. Эти рекомендации мне понравились, и я придерживаюсь их до сих пор. Именно они помогли моему телу оставаться здоровым.

Другой причиной моей нелюбви к гимнастике было искреннее желание ухаживать за больным отцом. Как только занятия в школе заканчивались, я торопился домой, чтобы прислуживать ему. Обязательные занятия гимнастикой сильно мешали мне в этом, а потому я попросил мистера Гими освободить меня от них, чтобы находиться подле отца. Но директор не внял моей просьбе. А затем вышло так, что однажды в субботу, когда уроки проходили утром, мне нужно было вернуться обратно в школу в четыре часа пополудни, чтобы успеть на гимнастику. Часов у меня не было, а облачное небо ввело меня в заблуждение. Я появился в школе только тогда, когда остальные мальчики уже разошлись. На следующий день мистер Гими, проверив списки, обнаружил в них отметку о моем отсутствии. Когда он спросил меня о причинах, я честно рассказал ему о том, как это произошло. Он отказался поверить мне и приказал заплатить штраф (уже не помню, насколько крупный).

Меня обвинили во лжи! Событие причинило мне глубочайшую душевную боль. Как мог я доказать свою невиновность? Я не знал и плакал от величайшего огорчения. Но я понял тогда, что даже самый правдивый человек должен вести себя крайне осторожно. Это стало первым и последним случаем моего легкомысленного поведения в школе. У меня сохранилось смутное воспоминание, что позже я все-таки сумел добиться отмены штрафа. Получено было и разрешение не посещать гимнастические занятия, поскольку отец написал личное послание директору, в котором объяснил, что нуждается в моей помощи дома.

Хотя мне не слишком повредил отказ от физических упражнений, я до сих пор вынужден расплачиваться за свое пренебрежительное отношение к другому важному предмету. Сам не знаю, откуда она взялась, но я вбил себе в голову идею, что хороший почерк вовсе не важен для человека образованного, и придерживался такого мнения до самой своей поездки в Англию. Когда позже — особенно в Южной Африке — я видел красивые почерки юристов и просто любых молодых людей, получивших образование в африканской стране, мне пришлось устыдиться себя и раскаяться в своем заблуждении. Я понял, что некрасивый почерк считается признаком плохого образования. Я постарался затем улучшить мой собственный, но было уже слишком поздно. Мне так и не удалось исправить то, что было упущено в юности. Надеюсь, мой пример убедит каждого молодого человека или девушку в том, что красивый почерк — атрибут образованного человека. Сейчас я понимаю, что маленьких детей следует сперва обучать рисованию и только потом чистописанию. Пусть ребенок запомнит буквы, как запоминает все окружающие его предметы: цветы, птиц и так далее. Затем он может переходить к написанию букв, когда научится рисовать. Тогда он сразу начнет писать уже твердой и умелой рукой.