Книга Грехи людские - Маргарет Пембертон

– Хочу попросить тебя об одолжении, – обратился к Адаму ее отец, совершенно не думая о том, что сейчас самое время ободрить дочь, и закрыл у нее перед носом дверь.

Адам решил не выказывать своего растущего раздражения. Как-никак Джером был его другом, они дружили уже полтора десятка лет. У него было немало различных достоинств, но чуткость не входила в их число. Так что было бы по меньшей мере наивно ожидать, что сейчас он вдруг сделается внимательным отцом.

– Что же это за одолжение? – спросил Адам, наливая себе подогретого бренди, и подошел поближе к горящему камину.

Джером уселся в кожаное кресло, не обращая внимания на доверху наполненные окурками пепельницы, которые прислуга еще не успела убрать после гостей.

– Я хотел бы попросить тебя приносить розы на могилу Серены в мое отсутствие. Понимаю, что легче было бы договориться со службой доставки, но я не хочу, чтобы какой-нибудь идиот с постной рожей приносил ей цветы вместо меня. Она бы не слишком этому обрадовалась. Тебя это не обременит?

Адам покачал рюмку с бренди. Было приятно сознавать, что его друг еще не совсем утратил чуткость.

– Разумеется, – сказал он. – Кстати, если ты все еще не отказался от мысли покинуть Лондон, должен сказать, что Элизабет вовсе не горит желанием ехать с тобой. Ей предложили еще раз исполнить моцартовский концерт, который она играла год тому назад, только на сей раз в сопровождении Лондонского симфонического оркестра в Сентрал-холле.

Джером едва заметно пожал плечами, обтянутыми дорогим костюмом.

– Нужно будет позвонить и извиниться. Наверняка без труда найдут вместо нее исполнителя.

– Ради Бога, Джерри, что ты такое говоришь?! – воскликнул Адам. – Неужели сам не понимаешь? Элизабет ни за что не согласится, чтобы ей подыскали замену! Ее попросили сыграть с Лондонским симфоническим оркестром, представляешь? Разве так сложно понять, как это для нее важно? Именно это ей сейчас и необходимо! Месяцы упорных упражнений, которые позволят девочке не думать об умершей матери.

– Я ценю внимание, которое ты проявляешь к Элизабет, – сдержанно произнес Джером.

Сердце Адама упало: всякий раз, когда Джером произносит что-либо таким тоном, это означает, что его решение непреклонно и ничто на свете не сможет его изменить.

Джером тем временем продолжал:

– Она с таким же успехом сможет заниматься музыкой в Париже. Уверен, она покинет Лондон без колебаний, как только узнает, что я не хочу разлучаться с ней.

Адам сдержанно застонал. Он не сомневался, что Джером любит Элизабет, но тот совершенно не понимал стремления своей дочери продолжить прежний образ жизни. «Георг Пятый» не сможет заменить Элизабет Итон-плейс и столь необходимый ей привычный распорядок занятий музыкой.

– Джерри, ты совершаешь ошибку, – сдерживаясь, произнес он. – Конечно, Элизабет нуждается в тебе, но ты ей нужен именно здесь, в Лондоне. Ей нужно, чтобы ты был среди публики в Сентрал-холле, когда она будет выступать с Лондонским симфоническим оркестром. Ей нужна повседневность, ставшая для нее привычной.

Джером недовольно поднялся с места. Дом без Серены сделался для него невыносимым. Он совсем не намерен оставаться тут даже на день дольше, чем это необходимо. И кроме всего прочего, он хочет, чтобы Элизабет была с ним. А если он чего-то хочет, то всегда добивается.

– Мы отплываем завтра с утра на пароме, – резко сказал он. – Может, ты поужинаешь с нами? Думаю, в «Савое» будет потише, чем в Уэст-Энде.

Адам отрицательно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Элизабет не захочет, чтобы тебе пришлось разрываться между ней и кем-то еще. Пожелай ей за меня всего наилучшего.

Адам был уже у двери, когда Джером примирительно произнес:

– Попытайся понять и меня, Адам. Я сейчас искренне сожалею, что приходилось так много разъезжать по делам. Ведь всякая поездка отнимала у меня время, которое я мог бы провести с Сереной. Я не намерен опять совершать ту же ошибку. С этого момента, куда бы я ни отправлялся, Элизабет всюду будет со мной.

Адам посмотрел на друга: богатый, удачливый в делах, влиятельный – и сейчас такой уязвимый, совсем как его дочь. От былого гнева Адама не осталось и следа. В жизни бывают куда более серьезные грехи, чем понятное желание отца не расставаться с дочерью.

– Что ж, ладно, Джерри, – сказал он и улыбнулся. – Желаю без помех добраться до континента! Пришли мне открытку из Парижа.

* * *

Наверху, в своей комнате, Элизабет услышала, как хлопнула входная дверь. Она несколько раз провела щеткой по волосам. Девочка испытывала некоторое недоумение и разочарование. Было бы замечательно, если бы дядя Адам остался и отправился с ними в «Савой». Но тут же она испытала чувство вины. Разумеется, еще лучше остаться наедине с отцом. После того как мама умерла, они и нескольких минут не смогли пробыть вдвоем. Отец должен был заботиться о похоронах, принимать соболезнования от друзей, а оставаясь один, бывал несколько не в себе. Она положила щетку с ручкой, отделанной слоновой костью, на стеклянный поднос, стоявший на столике, взяла пальто и шляпку. Черный бархат. Элизабет был неприятен этот траурный наряд, но отец велел надеть черное.

Она вздохнула, сунула руки в рукава пальто, напялила шотландский берет на свои великолепные волосы и подумала, что, став взрослой, никогда не станет носить черного. Никогда! Черный цвет отныне будет напоминать ей о смерти матери. О том, как она стояла на холодном кладбищенском ветру и знала, что теперь уже никогда не увидит мамы. Никогда та не стиснет дочь в объятиях, не расцелует. Слезы подступили к глазам, и Элизабет пришлось сделать усилие, чтобы сдержать их. Она не должна плакать. Отец тоже остался один, и ей нужно быть мужественной, чтобы успокоить и его. Ведь она нуждалась в нем, нуждалась в его спокойствии. С нынешнего дня они остались вдвоем. Он наверняка не станет больше проводить так много времени во Франции и Швейцарии. Он будет дома всякий раз, когда ей захочется, чтобы отец был рядом. Он будет посещать ее концерты, может, даже отправится с ней вместе в Альберт-холл, и там...

Раздался деликатный стук в дверь. Миссис Макбрайд, их домоправительница, вошла в комнату.

– Как ты себя чувствуешь, деточка? Отец попросил меня сказать, что он готов и ждет тебя.

– Да. Спасибо, миссис Мак.

Миссис Макбрайд посмотрела на Элизабет взглядом, исполненным жалости и сочувствия. Небольшое острое личико девочки было бледным от внутреннего напряжения. Если она и оплакивала смерть матери – а судя по темным кругам под глазами, она рыдала долго и истово, – то ее слезы оставались скрытыми от людских глаз. Несмотря на хрупкую внешность, у девочки был удивительно сильный характер. Эту твердость и решительность она унаследовала от отца. Миссис Макбрайд подумала о том, как странно нежная красота блондинки Серены Хагендон соединилась с упорной волей Джерома Кингсли, и внутренне содрогнулась. Когда Элизабет повзрослеет, такого рода сочетание может дать убийственную комбинацию.