Книга Мера ноль - Александр Изотов

Я зацепился взглядом за воинов. Они смотрели, чуть улыбаясь, хитро щурясь. Рука с флягой остановилась, бессильно опустилась на землю. Что там, отрава?

– Да никто тебя травить не будет, – усмехнулся знахарь, – Это не делает чести воину.

Я с сомнением поджал губы и покосился на небо, смаргивая боль от песка под веками. Кто знает, что у них там небо разрешает, а что может оказаться вполне нормальным? Во всех этих религиях всегда так было – что не запрещено, то, значит, можно. Подлая суть человека извернется, но найдет лазейку.

«Честь для Зеленых Скорпионов не пустое слово».

Ага. И она еще здесь.

Я вздохнул. Память вырвала какие-то обрывки с уроков по выживанию. Что-то там про спазмы желудка. Это про еду или воду? Вот не помню, хоть убей.

Мне бы вспомнить, как меня зовут. Вот дочку точно помню.

Я осторожно приподнял мешковатую флягу, приложил к губам, чуть поднял. Прохладная жидкость с землистым привкусом хлынула в рот, и я, сделав неимоверное усилие, убрал флягу ото рта. Весь организм вспыхнул буйной сиреной: «ГЛОТАЙ! ПЕЙ! ГЛОТАЙ!»

Я выдержал. Прополоскал водой рот, воспаленный язык благодарно купался в ней спустя два дня засухи. Собрав всю грязь и песок, я… выплюнул ее на землю.

– Вот же ноль смердящий! Он издевается.

– Тихо, Торбун, мы же не в пустыне. Воды хватит.

– Старый, что мы с ним телимся?

Первые крохи жидкости, впитавшиеся через язык, прояснили голову. Я пригубил снова и сделал три мелких глотка. Организм, до этого трубивший во все барабаны, понял, что моя воля сильнее, и безропотно принимал ту дозу, что я определил.

Как же хорошо. Твою-то мать, я никогда еще в жизни не пил с таким удовольствием. Эта вода казалась самой вкусной, что я пробовал.

Сделав несколько глотков, я снова взял паузу. Появились силы.

– А-а-а… – со стоном и криком я, толкаясь локтем, а потом и ладонью, натянул измученные мышцы, и сел.

Я сидел!

– Кого он вызвал на поединок?

Знахарь задал вопрос, но в ответ возникла пауза. Я плеснул из фляги в грязную ладонь, растер воду, пытаясь сделать почище. Налив еще немного, я попытался промыть глаза.

– Я пойду! Пальцем перешибу.

– А с чего это ты, я же топор метнул!

– И промахнулся. Попытку сделал.

– Их тут двое было, Троргал и Кроммал, – пояснил десятник.

Я поднял голову, оглядывая лица огромных и суровых воинов. Троргал и Кроммал хищно улыбались, их глаза прямо горели желанием перерубить тощего нуля.

Кроммал так и не отпустил копье. Он упер его древком в землю, одну руку положил на бок, и стоял, выпятив грудь. Троргал, прищурив глаза, попробовал на остроту лезвие топора и кивнул мне. Типа, все готово для тебя.

– Дерьмо нулячье, долго молчать будешь?

Я перевел взгляд на десятника. Он нервно дернул мечом, и глядя на меня с презрением, сплюнул мне под ноги. Вся эта суета с «дерьмом нулячьим» явно казалась ему лишней тратой времени.

Вокруг горела и грабилась деревня, кричали люди, и там воины Торбуна давно уже без присмотра. А он тут, нянчится с каким-то задохликом, вдруг нашедшим в себе наглость умереть красиво.

Лысый зарычал от злости и, глянув на небо, резко приложил ко лбу два пальца и отмахнул их вниз. Это у них наверняка жест какой-то священный. Или охранный.

– Просветленный, знаешь ли ты правила? Ты хотел поединка… – устало вздохнув, сказал Старый.

Он нервно поправил серебряный обруч и покосился на воинов. Авторитет авторитетом, но ему не надо, чтобы все думали, что у него начинаются старческие капризы.

– С ним буду биться! – я указал пальцем на десятника.

Лысый хапанул воздуха и покраснел от злости.

– Да как ты, нулевая мера, смеешь?

Кроммал возмущенно покачал головой:

– Просва, ты не видишь, кто перед тобой? Это мастер зверь, третье жало!

«Ты сдурел? У тебя никаких шансов!»

Даже моя соседка по палате возмутилась.

Я усмехнулся. Можно подумать, с блондином или брюнетом у меня больше шансов. Если уж вызывать на поединок, то самого сильного. А Небо разберется.

«Идиот!»

Я посмотрел на небо. И вдруг приложил два пальца правой руки ко лбу и отвел их. Я сразу понял, что это движение для этого тела очень привычное, будто делаю это тысячу раз на дню.

– Да будет так, – сказал Старый, покачав головой. Он явно ожидал от меня чего-то другого.

– Ну, ноль, ты мог умереть быстро, – прошипел сквозь зубы Торбун.

Да, спасибо. Два дня ждал смерти, куда уж быстрее-то.

Я потихоньку нагнулся вперед, уперся ладонями в землю, и попытался встать на колени. Руки затряслись, ноги не слушались, но после четвертой попытки я смог таки упереться. Теперь подъем! Подъе-е-о-о-о-ом!

***

«Вставай, твою мать! Шавка сраная! Подъе-е-о-о-ом! Что, сил нет?!? А моргать силы есть? Это я тут вас жалею, а враг жалеть не будет. Ножик в позвонки отлично входит!»

***

Враг жалеть не будет. Перенеся вес тела на трясущиеся ноги, я вдохнул и, наконец-то, оторвал руки от земли. Медленно поднялся и, пошатываясь, осмотрелся.

Синее небо с ярким солнцем, одинокое облачко. Деревня находилась в какой-то долине, вокруг возвышались самые настоящие горы. Все, как на картинках – снежные шапки, величественные перевалы, и стелющийся на склонах туман.

Тут было даже уютно, в этой деревне. Если бы не резня, которую тут, по-видимому, устроили эти самые Зеленые Скорпионы.

«Не спеши судить».

Я с сомнением слушал голос. У меня свои представления о морали, и в то, что здесь все справедливо, мне не верилось. Если этот Торбун считает нормальным резать детей и женщин, то у меня против него рука не дрогнет.

«В какого идиота я попала!»

Воины разошлись, освобождая место. Старый тоже отошел подальше и встал, опираясь на изогнутый посох. Его взгляд все еще был заинтересованным.

Я опустил взгляд. Меч убитого лежал под ногами. В сравнении с клинком в руках лысого это была так, зубочистка. Но, как говорится, лучше синица в руке… Меч десятника я даже приподнять не смогу.

А этот?

Я осторожно нагнулся, ухватился негнущимися пальцами за рукоять. Боясь выронить оружие, я все-таки выпрямился, и, наконец, посмотрел в глаза Торбуну.

Все, хватит время тянуть. Я уже умирал сегодня. Это не страшно, да еще и под конец какие-то голоса мерещиться начинают. Надеюсь, в следующем мире будут уже мои родные.

– Есть какие-то правила? – на всякий случай спросил я.