Книга После потопа - Кассандра Монтег

Мы плыли на юг три дня. Наконец добрались до Яблоневого сада, маленького торгового порта на горе на месте Британской Колумбии. Воды во фляге хватило всего на день, зато вечером второго дня прошел слабый дождь. Но этой воды хватило, чтобы не ослабеть от жажды.

Я бросила якорь возле Яблоневого сада и поглядела на Перл. Она смотрела на берег.

– Не хотела я, чтобы ты это видела… – сказала я, внимательно наблюдая за ней.

С тех пор Перл со мной почти не разговаривала.

Дочка пожала плечами.

– Этот мужчина хотел причинить нам вред. По-твоему, я не должна была его трогать? Думаешь, он был хорошим человеком? – спросила я.

– Не нравится мне все это, – тихо и жалобно произнесла Перл. Помолчала, будто задумавшись, и добавила: – Я боюсь отчаянных людей.

Дочка посмотрела на меня пристально, даже слишком пристально. Когда она спрашивала, почему люди поступают жестоко, я всегда отвечала: от отчаяния. Отчаянные люди – отчаянные поступки.

– И правильно делаешь, – произнесла я.

– Мы теперь опять будем ее искать?

– Да, – подтвердила я.

Только когда с языка сорвалось это коротенькое словцо, я поняла, что решение уже принято. Мгновенная реакция, не имеющая никакого отношения к здравому смыслу. Стоит только представить Роу в опасности, и у меня не остается выбора. Я должна спешить к ней. Теперь у меня только один путь. Так же дождь падает только из туч на землю, а не наоборот.

Хотя для меня самой это решение оказалось неожиданностью, Перл ни чуточки не удивилась. Лишь молча глянула на меня и спросила:

– Как думаешь, я понравлюсь Роу?

Я подошла к Перл, присела на корточки и обняла ее. От волос дочки пахло соленой водой и имбирем. Я зарылась в них лицом. Для меня Перл оставалась такой же хрупкой и беззащитной, как и в ту ночь, когда я произвела ее на свет.

– Конечно, понравишься, – ответила я.

– И у нас все будет хорошо, правда? – спросила Перл.

– Просто отлично.

– Ты сказала, каждый сам за себя. Я не хочу быть сама за себя, – произнесла Перл.

У меня сжалось сердце. И я обняла Перл покрепче.

– Не бойся, я всегда буду рядом, – пообещала я и поцеловала дочку в затылок. – Надо пересчитать улов, – сменила я тему, указывая на ведра с рыбой, расставленные на палубе.

Я по очереди взвешивала рыбин на ладони. Машинально прикидывала, сколько мы выручим за каждую, но все остальные мысли вытесняла одна: где-то там, на далеком берегу, Роу совсем одна. Сама за себя. Куда подевался Джейкоб? Умер? Бросил ее? При одной мысли руки затряслись от холодной ярости. Очень может быть: для Джейкоба бросать людей обычное дело.

«Но с Роу он бы так не поступил», – возразила я самой себе.

Меня снова захлестнула волна ненависти. Той самой ненависти, которая годами не давала мне спать по ночам после его побега. Раньше меня ослепляла любовь, а теперь ненависть. Но я понимала, что должна взять себя в руки и сосредоточиться на деле. Забыть о Джейкобе и думать только о Роу.

Все три дня, что мы провели в море, я не переставала думать о Роу. Казалось, все мое тело нацелилось на одну задачу: добраться до нее. А тем временем мой сознательный разум занимался повседневными обязанностями: вот здесь надо подтянуть трос, а теперь пора вытаскивать сеть. Эти мелкие ежедневные хлопоты меня успокаивали. С одной стороны, при мысли о Роу меня охватывали потрясение и паника, но с другой, в том, как я работала на борту лодки, было какое-то странное животное спокойствие. Будто сегодня точно такой же день, как и всегда. Как долго я мечтала, надеялась и одновременно боялась, что найду Роу. И все по одной простой причине: если она жива, я брошусь за ней на край света и рискну ради нее всем. Какая мать бросит ребенка в час, когда нужна ему больше всего? И все же, если возьму с собой в опасное путешествие Перл, разве тем самым я не отвернусь от нее, не предам ее интересы? Не разрушу мирную жизнь, которую так старательно выстраивала для нас двоих?

Мы с Перл сложили лосося и палтуса в четыре корзины. Мы уже выпотрошили и закоптили лосося на борту лодки, зато палтус совсем свежий: с утра поймали. А значит, за него можно смело назначать цену повыше.

Яблоневый сад – очень подходящее название для этого места: на прогалине между пиками двух гор высажены яблони. Сад охраняют два сторожа. На обоих пиках по наблюдательной вышке. Заметят вора – открывают огонь на поражение. Я надеялась, что удастся выменять не меньше полкорзины яблок, а вдобавок еще зерна и семян. Когда мы в последний раз заходили в торговый дом, у нас было всего три корзины с рыбой. Еле-еле удалось выменять их на товары, которые были нам жизненно необходимы: канаты, масло и муку. А теперь нам не помешало бы получить семян: буду выращивать овощи прямо на борту лодки. Сейчас у нас есть только полузасохший помидорный куст. В Яблоневом саду живет моя давняя подруга Беатрис. Уж она точно предложит хорошую цену – выгоднее, чем в любом другом порту.

Вода плескалась у горного склона, берег поднимался вверх под крутым углом. Причалить можно возле небольшого торфяного плато. Много лет назад здесь сколотили дощатый настил, с тех пор наполовину ушедший под воду.

Мы причалили и заплатили портовую пошлину: отдали ящик с металлическими обломками. Я наткнулась на него, когда искала на мелководье что-нибудь полезное. «Птица» – одна из самых маленьких лодок в гавани, зато она прочная. Дед задумывал ее так, чтобы она была легкой и простой в управлении. Одна мачта квадратного сечения, руль, лодочный шест, по обоим бортам – весла, навес из старых тряпок и пластикового брезента, под которым мы спим. Дед построил «Птицу» из деревьев на нашем дворе в Небраске, еще в начале Шестилетнего потопа. Тогда бегство было единственным шансом на спасение, и мы это прекрасно понимали.

К тому времени, как родилась я, побережья по всему миру уже ушли под воду. Размер многих стран сократился наполовину. Волна мигрантов хлынула вглубь материка, и внезапно Небраска превратилась в многолюдное место, где жизнь бьет ключом. Но никто еще не знал, что худшее впереди: великое наводнение длилось шесть лет, и вода поднялась выше, чем предвидели в самых смелых прогнозах. Целые государства погрузились на дно морское, а города стали новыми Атлантидами.

Перед Шестилетним потопом сушу сотрясали землетрясения, берег захлестывали цунами. Земля переполнилась энергией, разбухла и отяжелела от нее. Я вытягивала руку и ощущала в воздухе жар, похожий на пульс невидимого зверя. По радио до нас доходили вести о том, что морское дно раскололось, и теперь вода из земных глубин просачивается в океан. Но что именно произошло, мы так толком и не узнали. Единственное, что нам было известно наверняка, – вода стремительно поднималась вокруг нас, угрожая похоронить всех в подводной могиле.

Годы, когда море постепенно затапливало берега, назвали Столетним потопом, хотя никто не может точно сказать, когда он начался. Не было никаких призывов к оружию, как при объявлении войны. Не было конкретной даты, обозначающей начало катаклизма. Но потоп продолжался почти столетие – чуть дольше, чем время человеческой жизни. Дед вспоминал: когда родилась его мать, Новый Орлеан еще был, а когда она умерла, его уже затопило.