Книга Родитель «дубль три» - Комбат Найтов

– Ты приказание получил о командире 13-го полка?

– Именно так, работаем, товарищ генерал армии.

– Я его не отменял, и не отменю, но тебе от неисполнения легче не будет, это я те обещаю. Пол?

– Непременнейше понял, тащ командующий. Есть заковыка, правда, по хозяйственной части, там срока маленькие.

– Похрен! Действуй, чернилка. Пошел вон! Без результата не появляйся!

«Именем Союза Советских Социалистических Республик. За проявленное стяжательство и нарушение советского законодательства в области взаимоотношения хозяйствующих структур, а также присвоения государственного имущества, выразившегося в незаконном использовании 80 тонн оцинкованного железа толщиной 3 мм, и незапланированном расходе 2300 килограммов свинцового сурика, 800 килограммов олифы и 420 килограммов шаровой краски, предназначенной для окраски самолетов 13-го отдельного полка ВМФ, трибунал Западного фронта приговаривает…»

Я опять подвел отца своим послезнанием. 18 октября пойдут дожди, и все встанет, в том числе и немецкое наступление захлебнется в русской грязи. Я нарисовал его рукой эскизы сборного металлического покрытия. Петр послал краснофлотцев на станцию, там под откосом лежало несколько вагонов с оцинковкой, нарисованный от руки эскиз съемного покрытия принес на железнодорожные мастерские. Заказал и составил договор от имени полка, получил и установил покрытие на ВПП и стоянки. Что там делать? Один удар штампом! А юридический отдел фронта эту оплату не пропустил. Нарушение! Стяжатель! Ату его! Лишить орденов, звания и два месяца в дисциплинарной роте Западного фронта. Трибуналом получена отрицательная характеристика с места прежней службы, подписанная новым командиром полка и батальонным комиссаром Алтуфьевым. Почему он подписал, осталось загадкой для Петра, может быть потому, что его в списке Героев тоже не было? Но сам Петр никаких представлений не писал, это было много выше его полномочий в РККФ. Так как «преступление» хозяйственное, то предварительного ареста не было. Пара допросов, в условиях выполнения основной боевой задачи. Рассмотрение проходило без него, присутствовал вышеупомянутый комиссар полка Алтуфьев. Дали возможность сдать обмундирование, ордена, оружие и личные вещи на хранение в части. И увезли в 192-ю отдельную дисциплинарную роту Западного фронта. Там командовали лейтенант Сучков и младший политрук Засядько. В роте сплошь бывшие командиры РККА: от полковника до капитана, ниже званий не было. В основном: за проявленную трусость и потерю управления войсковой частью или даже соединением. «Хозяйственником» был один Петр. Рота находилась у деревни Жучки на правом берегу реки Вазуза, в чистом поле, на танкоопасном направлении. ПТР в роте не было, обещали подвезти. Засядько в первый же день «провел душеспасительную беседу» с бывшим капитаном.

– Ты мое дело читал?

– Читал.

– Я что-нибудь украл?

– В деле так написано.

– Да и пошел ты! Винтовку дай и маскхалат. Будем кровушку пускать будущим маршалам вермахта, ибо плох тот солдат, кто не мечтает стать маршалом.

– А стрелять-то умеешь, летун?

– Вместо соски ствол винтовки использовал, по словам матери. Не надо меня учить, как Родину любить, политрук. Пустые места на кителе видишь? У тебя это первая война, а у меня – вторая. Разницу чуешь?

– Ну пойдем, покажешь, гвардии капитан…

И стал командир полка штатным снайпером штрафной роты. Все два месяца, от Жучков до Волоколамска. Должность такая, что кровью не смыть, только посмертно, так что от звонка до звонка. На седьмой день наступления его вызвал с позиции лейтенант Сучков, который совсем не соответствовал своей фамилии. Душевный был человек и отличный командир, кстати, как и его политрук.

– Петр Васильевич! Ваш срок истек полтора часа назад. Снять с вас судимость права не имею, требуется подпись врача, а она у нас – сука известная. Извини. Вот записка, прибудете в часть – пишите, ни я, ни Захар слов не пожалеем. Спасибо.

Задерживаться в штрафной роте Петр не стал, ни к чему это. Никто не оценит. Собрал манатки, сдал винтовку и прицел, боеприпасы, и с бумажками пошел в тыл, благо – недалеко. Получил подтверждение, что полк базируется на старом месте: в Кубинке. Сел на «кукушку» и поехал. От Матренино до 50-го километра, пересадка, затем до Кубинки. На площадке пусто, машины запрятаны в лес под горушкой, но их мало, очень мало. Доложился командиру полка капитану Федотову. Он из третьей эскадрильи, один из немногих там, кто имел боевой опыт на Балтике, 13-й ИАП ВМФ.

– Здравия желаю, товарищ гвардии капитан, с возвращением.

– Не ждали?

– Ждали, товарищ капитан, очень ждали. Машина ваша здесь, никому не отдали.

– Да не капитан я, краснофлотец. Так что, прибыл после отбытия установленного срока. Судимость не снята, звания лишен, в должности не восстановлен.

– Как же так, товарищ гвардии капитан?

– Кровь требуется, ранение, а я снайпером был. А там два варианта: либо живой, либо мертвый, третьего не дано.

– Что делать будем, товарищ капитан?

– Хрен его знает, Женя. Сколько самолетов в полку?

– Две эскадрильи, товарищ капитан, по восемь штук.

– А где остальные?

– Нас делили четыре раза. Когда полк узнал, что подписанная всеми летчиками характеристика на вас осталась в штабе полка и не рассматривалась трибуналом, то нового командира и замполита подвели к немцам и оставили их одних. Их хватило секунд на тридцать, сопляков. После этого нас начали делить, потом дожди начались, и немцы локатор разбомбили, потому что в полку не осталось никого с «плохой погодой». Из первой эскадрильи остался только Быстров, он был комполка до меня. Его ранили в том вылете, когда немцы нас бомбили. Ну, и я вот четвертую неделю командую.

– Понял, пиши направление в ЗАП. Смысла не вижу тебе мешать.

– Да как же так, командир, это же ваш полк!

– Жень, не трави душу. Пиши направление.

– Машину свою заберите, она – именная. На ней никто летать не хочет. Вас ждет.

– Хорошо, заберу. Краснофлотец, с именной машиной, и 38 звездами на ней, и со ста сорока семью убитыми гитлеровцами. Что-то в этом есть.

У машины обнялся с Петровичем, своим техником, который третий год неотступно следовал за командиром, переходя из одного подразделения в другое. Тот прослезился, что Петр вернулся и живой. Машина расчехлена, два массовика сворачивают продубевшие на морозе чехлы. Выяснилось, что произведена замена обшивки на ПАРМе, она у деревянных машин склонна к загниванию. Так что на морозе и без дела стоит только четыре дня. Специально готовили ее к его возвращению, ждали и верили, что вернется, хотя ни одного ответа на письма, написанные в 192-ю роту, не приходило. Скорее всего, цензура не пропускала. Оно и правильно, наверное. Новости в письмах были грустные и плохие.

– Ну, что? Облетаем после ремонта?