Книга Безродные шпионы. Тайная стража у колыбели Израиля - Матти Фридман

Добравшись до еврейского Тель-Авива, он убедился, что обстановка там стала еще более взвинченной, чем при его отъезде месяц назад. Теперь евреев больше всего пугало минирование грузовиков. Как раз в день возвращения Гамлиэля-Юсефа в Тель-Авив арабские диверсанты из Армии Священной войны подорвали в центре Иерусалима несколько угнанных британских грузовиков, разрушив взрывами несколько зданий и убив почти шестьдесят человек. Страх евреев перед арабами стал силен как никогда.

Гамлиэль-Юсеф сидел на скамейке в маленьком сквере на тель-авивской улице с домами в стиле баухаус и вывесками на иврите, рядом с женщиной, только что спросившей его, который час, когда на него набросились двое людей. Стащив его со скамейки, они запихали его в ждавший у тротуара автомобиль, прижали головой к сиденью, завязали глаза. В живот ему уперлось пистолетное дуло. Он возмущался на иврите, но ответа не было. Похитителями были, похоже, арабы, понимавшие иврит.

Он обливался потом в своем костюме: день выдался не по сезону жаркий, но окна машины были задраены. Они столько колесили, что он перестал понимать, в какую сторону его везут. По прошествии полутора часов машина затормозила, дверца распахнулась, его вывели и позволили выпрямиться. Его привезли в дом номер 123 по улице Яркон, туда, где ныне стоит отель «Шератон». (Это прояснилось позже, а пока он был слеп.) Его потащили вниз по лестнице, втолкнули в дверь. Когда с его глаз сняли повязку, он первым делом выругался. «Кус эмек» — настолько грубое и хлесткое арабское ругательство, что оно вошло в иврит и стало использоваться не только арабами, но и евреями.

Первым Гамлиэль увидел ухмыляющегося командира Пальмаха, своего знакомого. В комнате было еще несколько человек, все незнакомые, в отличие от самой обстановки в помещении: безнадежно прокуренный воздух, немытые стаканы из-под чая, газеты на иврите, оружие в стенных шкафах… Все указывало на то, что это конспиративная квартира, из которой лидеры еврейского подполья, прячась от британской полиции, управляют военными действиями. Он поправил одежду и призвал себя к спокойствию.

Командир повернулся к двоим громилам, доставившим подозреваемого. Из его слов и смеха выходило, что ребята дали маху. Пойманный принадлежал не к вражескому стану, а к Арабскому отделу.

2. Лагерь

Сначала он привлек внимание наблюдательного араба, заподозрившего, что он не араб; потом его узнал еврей, знавший, что он — еврей; дальше его схватили евреи, принявшие его за араба. Так сложился путь агента к своим. Их лагерь располагался в кибуце на бывших малярийных болотах посреди приморской равнины. Он представлял собой горстку палаток и навесов вокруг водокачки. Арабский отдел вел кочевое существование, все его лагеря выглядели примерно одинаково.

Спать приходилось на матрасах, набитых кукурузной трухой. В палатках хранилась маскировка, купленная на блошиных рынках Яффо: головные уборы-платки (куфии), рабочие рубахи, дешевые костюмы, какие носили и арабы, и евреи, не желавшие привлекать ничьего внимания. С приближением ухода англичан опасность их налета на еврейское подполье уменьшалась, однако оружие стоило на всякий случай хорошенько припрятать.

Здесь работал учитель Саман, по манерам — настоящий англичанин, имевший небольшую библиотеку арабских книг. Он собрал по трущобам, по фермам, по частям Пальмаха парней, отличавшихся от евреев из Восточной Европы смуглой кожей и выговором. Родители большинства оставались за тридевять земель, а некоторые из них вообще были сиротами. Семью им заменил Арабский отдел.

К ним принадлежали Ицхак, Якуба, Хавакук. После возвращения Гамлиэля их стало четверо. Трое (кроме Ицхака) носили одинаковую фамилию Коэн, распространенную среди евреев, хотя не состояли в родстве и вообще были выходцами из разных стран. Я решил написать именно об этих четверых, потому что они, эти агенты, вместе или поодиночке приняли участие в ключевых событиях войны, оставили самые богатые воспоминания и наблюдения и вообще были интересными людьми, каждый по-своему. Мягкий Хавакук, уроженец Йемена, был спокойным наблюдателем. Ицхак, сын уборщика из Алеппо, накачал мускулы, решив, что не даст себя в обиду, и воспитал в себе решительность. Якуба, воспитанник улиц, прилегающих к овощному рынку еврейского Иерусалима, был порывистым и необычайно храбрым. Гамлиэля отличали осторожность и склонность к умственной деятельности: из всей четверки он один мог похвастаться средним образованием.

Среди других обитателей лагеря отметим Давида по кличке Дауд, женатого мужчину, у которого скоро родится дочь, только он, увы, так ее и не увидит, и Эзру, веселого шутника, просившего товарищей приучить его побоями выносить пытки. Всем запомнился случай, когда Эзра, больно зажав себе причиндалы, заорал: «Все равно ничего не скажу!» Присутствующие покатились от хохота — чего не сделали бы, знай они заранее его судьбу. Еще в лагере тренировались двое из Дамаска: диверсант Рика и его рыжеволосый дружок Бокай. Одному предстояло сыграть героическую, другому — трагическую роль.

Рика так описал свои первые впечатления от этого причудливого уголка еврейского военного подполья: «Старый граммофон оглашал лагерь громкой арабской музыкой. Он стоял на табурете, грозившем вот-вот рухнуть. Двое плохо одетых парней сидели за столиком и увлеченно резались в нарды, выкрикивая цифры по-арабски и на иврите. В „тихом“ углу читали газеты два „интеллигента“. Прочь сомнения: мы попали в лагерь Арабского отдела Пальмаха, он же Черный отдел».

«Черным» отдел прослыл потому, что евреи из Восточной Европы, хлынувшие в Пальмах и составлявшие в то время большую часть еврейского населения Палестины, иногда называли ближневосточных евреев «черными». В наше время это прозвище трудно счесть забавным, в те времена тоже не все видели в нем юмор. Поэтому ивритское «шахор» («черный») заменяли звучащим почти так же словом «шахар» («заря»). Отсюда официальное название — отдел «Заря», или просто «Заря». Это слово фигурирует во многих разведывательных донесениях; когда разведчики перемещались за границу, они выходили в эфир с этим позывным. Но чаще всего отдел все-таки называли Арабским; так же поступаю и я.

Появление в лагере Гамлиэля вызвало некоторое удивление: его письма из Бейрута еще не дошли, и было опасение, что он попался и увеличил число погибших до четырех.

Отдел уже был к этому готов, и не он один: в те трагические первые недели Войны за независимость ни в одном подразделении Пальмаха по всей стране не обходилось без потерь по мере того, как на горле маленького мира еврейской надежды — Земли Израиля, Эрец-Исраэль — сжималась смертельная удавка[2].