Книга Доказательство жизни - Ольга Рекуц

Правую руку обжигает.

– Я хотел бы жить так.

Слова звучат как пушечный выстрел.

На том конце провода замолкают.

– Правда? – когда Мелисити наконец отвечает, в ее голосе звучит искреннее удивление. Как будто она наткнулась в учебнике на задачку, решение которой никак не могла понять.

– Да.

– Но почему?

Манназ делает глубокий вдох.

– Мне кажется, это было бы по-настоящему. Я недавно сделал глупость. Я… я дотронулся до кое-кого. До девушки.

Она потрясенно выдыхает.

– Девадига святой, Манназ! Как ты умудрился? Тебе ничего не сделали?

– Нет-нет, все обошлось, – его голос прерывается.

– Муж, учеба не доведет тебя до добра. – Мелисити снова замолкает и после долгой паузы осторожно интересуется: – Ты сделал это специально?

Манназ молчит, и Мелисити понимает все без слов.

В голосе вместе с осуждением, испугом и брезгливостью – интерес:

– И как?

– Я… – Манназ опускает голову. – Я правда думаю, что в этом что-то есть. Может быть, правы были наши предки, а не мы? Может, стремясь избежать того вреда, который несет близость, мы потеряли и пользу? Я впервые почувствовал, что живу. Ее рука, она была мягкой, и я мог почувствовать пальцами влагу ее пота, и, мне кажется, даже пульс. Она немного царапнула меня ногтями, представляешь? Я был уязвимее, чем когда-либо в жизни, но это было очень правильно и по-настоящему, – Манназ утыкается лбом в колени и всхлипывает. – Не думай, что мне не стыдно, я никогда не прощу себя за то, что просто ради эксперимента поиздевался над той девушкой, но…

– Что «но»?

Манназ набирает в грудь побольше воздуха.

– Но я так хочу прикоснуться к тебе, Мел. Стать тебе хотя бы чуточку ближе. Ты даже не представляешь.

Она молчит, и Манназ чувствует, как по щекам ползут слезы. Мелисити, жена, лучший друг, робот-аватар и голос в наушниках. Вместе они делали домашки, смеялись, ели мороженое, гуляли и болтали обо всем на свете. Когда с ним была она, а когда – аватар, как узнать? Чем она отличается от своего «абсолютно идентичного робота»? Почему ему так важно понять это?

– Но ты можешь прикоснуться ко мне в любой момент.

Манназ качает головой.

– Нет, не к роботу. К тебе.

Мелисити кашляет.

Грудь Манназа словно стягивают тугие обручи. Ему до дрожи в пальцах стыдно и горько. Хуже только то, что на какое-то мгновение, всего на миг, когда Манназ услышал заинтересованное «И как?», он действительно поверил, что Мелисити может захотеть того же, чего и он.

Круглый дурак.

Извращенец.

Капризный ребенок.

Мелисити молчит.

– Прости, – выдавливает Манназ, и голос его звучит глухо. – Это было неприемлемо.

– Да, – после паузы отвечает Мел. – Так оно и было.

Она молчит еще минуту, а затем переключается на рассуждения о том, чего им стоит ждать в новом семестре. Автопилот?

– Подключить аватара, – бросает Манназ и стягивает с головы очки вместе с наушниками.

Вот и все.

Он только что разрушил собственный брак и вскоре разрушит свою жизнь. То, что бьет в нем через край сейчас, то, что он обнаружил в себе давно, но выпустил только вчера, не даст ему жить как прежде.

На душе пусто. Несмотря на то, что он совершенно не знает, как быть дальше, Манназ уверен, что все сделал правильно, что по-другому было нельзя, хотя во рту все еще горько, а по Мелисити он, наверное, будет скучать всю жизнь.

Где близость – там агрессия, где агрессия – там вред. Правильно, профессор? Я хороший ученик? Сегодня Манназ чувствует себя ближе к первобытным людям, чем кто бы то ни было в его веке. Открывшись Мелисити, в чем долго не мог признаться даже себе, он узнал, что такое близость, – впервые за всю жизнь. И это было больно – все, как вы и предсказывали, профессор. Вы были правы: где близость – там вред. Они идут рука об руку.

Внутри грудной клетки бушует океан боли, и Манназ думает, что это, наверное, единственная плата за то, чтобы чувствовать себя хоть немного живее, чем аватар, запертый в углу коридора.

***

Экстренный вызов ввинчивается в сознание противным писком. Манназ, успевший задремать, дрожащими руками цепляет на голову обруч.

– Да?

Только молчание и треск. Спустя минуту он уже не верит, что чего-то дождется.

– Мэни, – внезапно раздается хриплый голос Мелисити. – Я подумала, мы правда можем попробовать. Я подумала, мы же антропологи. Мы должны изучать старые традиции – даже такие ужасные.

– Изучать?

– Изучать, – голос Мелисити, которая уже взяла себя в руки, звучит с привычными командирскими нотками.

Манназа затапливает волна удивления и недоверия.

– Я правда могу?

– Да.

– Я могу сейчас?

– Да, – выпаливает Мелисити. – Я же в соседней квартире.

Кажется, она все-таки нервничает.

Путь к ней напоминает подъем на Эверест. Или многолетнее плавание по морю, в которое отправлялись доисторические люди. Кажется, одно из таких путешествий случилось как раз из-за женщины. Или не одно? Мысли путаются, а каждый шаг дается с трудом. Сердце щемит, дыхание прерывается, и он чувствует, что еще немного – и потеряет сознание.

Шаг, еще шаг. Манназ выходит из квартиры в коридор. Проводит рукой по стене, бугрящейся стыками и неровностями, которых из-за ретуши очков, конечно же, не видно.

Подушечки пальцев становятся шершавыми.

Дверь квартиры Мелисити светлая и украшена цветами.

Манназ стучит всего однажды, и Мелисити тут же открывает, словно ждала у порога.

На ее лице тревога и решимость.

– Привет, – говорит он, потому что надо что-то сказать.

– Привет.

Молчание.

– Могу я…

Быстрый кивок.

Сердце Манназа пропускает удар.

Он осторожно стягивает перчатку, продолжая смотреть на Мелисити. Время словно остановилось.

Мелисити неотрывно следит за его движениями – на изображении, которое она видит сквозь очки, руки Манназа уже наверняка подернулись дымкой. Она вздрагивает, когда перчатка оказывается в левой руке Манназа, и смотрит ему прямо в глаза.

Затем медленно, словно не понимая, что делает, стягивает одну из своих перчаток.