Книга Пляска на плахе. Плата за верность - Марина Баринова

Артанна не выдержала и влепила Второму оплеуху. Ваграниец не успел увернуться и слегка пошатнулся, когда командир врезала ему снова.

— Ты забыл, сколько всего сделала для тебя я? Кто представил тебя герцогу и хлопотал за твое вступление в гвардию? Кто взял с собой в Гивой? Кто дал тебе кров, пищу и деньги? Кто сделал тебя Вторым, в конце концов? Что, память короткая? — брызгая слюной, орала Артанна, напирая на смутившегося помощника. — Хватит, Веззам. Я не собираюсь всю жизнь расплачиваться за одно счастливое спасение. Ты и так получил от меня достаточно благодарности. Я, мать твою, верила тебе, а ты… — Артанна бессильно уронила руки и отвернулась, не желая, чтобы он заметил ее слез. — Ты мне даже выбора не оставил. Тебе не приходило в голову, что может я и не хотела знать этой правды?

В дверь требовательно постучали. Артанна, обернулась, только сейчас обнаружив обнаженный клинок в своей руке. На пороге стоял один из гвардейцев личной охраны Грегора. Поймав его удивленный взгляд, наемница поспешила убрать оружие.

— Вас ждет его светлость, — отчеканил солдат. — Одну.

— Благодарю.

Когда гвардеец скрылся за дверью, Артанна снова осмотрела на Веззама.

— С этого дня ты либо работаешь в рамках контракта, либо сегодня же покидаешь отряд. Решай сам, — сказала она и вышла вслед за гвардейцем, поймав себя на мысли, что по возвращении в казармы надеялась не увидеть там Второго.

Миссолен.

Домовое Святилище в поместье Деватонов не уступало великолепием храмам священного Агарана. Резные скамьи из дорогих пород дерева, золотая и серебряная утварь, ослепительной красоты витражи из гацонского стекла, инкрустированные драгоценными камнями статуи — все это великолепие было призвано заставить грешника благоговеть не только перед величием господним, но и перед богатством Дома.

И оттого канцлер Демос Деватон еще сильнее ненавидел это место.

В Амеллоне, где он провел большую часть жизни, — еще до того момента, как роковой пожар унес жизни его жены и детей, а сам Демос стал зваться Горелым лордом, — все было куда скромнее. Но здесь, в столице империи, его семья играла на публику. Любыми средствами Дом Деватон напоминал, что склонял голову лишь перед императором.

«И Великим наставником, — подумал канцлер. — Нужно же время от времени тешить самолюбие его церковнейшества».

Демос поднял глаза наверх: окутанные дымкой тонкие колонны тянулись к небу, из стрельчатых окон лился разноцветный свет. Канцлер сидел на передней скамье, рассеянно перелистывая страницы Священной книги, тексты которой знал наизусть. Демос презирал двуличность, свойственную большинству церковников, и сомневался в существовании бога, но был достаточно осмотрителен, чтобы держать неугодные мысли при себе. Впрочем, он счел должным провести несколько лет, изучая богословие — поначалу затем, чтобы разобраться в собственных отношениях с религией, а впоследствии — дабы убедительно строить из себя кающегося грешника.

Кроме того, демонстрация неповиновения установленному порядку могла быть чревата неудобными последствиями.

«Костром, например. Или публичным покаянием с применением тех ужасных кнутов, если повезет. Либо ядом. Нет уж, к моим откровениям эта земля пока что не готова».

Потому Демос старательно посещал молебны, жертвовал крупные суммы и даже ходил на исповедь, хотя не открывал перед наставниками душу, каждый раз придумывая убедительные грешки. Меньше всего ему сейчас были нужны лишние проблемы с Великим наставником Ладарием.

«С учетом моей недавней находки, от дела, в котором были замешаны мой венценосный дядюшка Маргий и предыдущий канцлер, теперь вполне отчетливо пахнет церковными благовониями. Я мог бы восстать против любого Дома, любого правителя… Но не против Эклузума и его главы».

От тяжелого аромата, источаемого курильней, шумело в голове. Заунывные песнопения проносились эхом по нефу храма, бились о колонны и таяли где-то под сводом. Демос лишь открывал рот, не издавая ни звука — незачем публично позориться, когда через проход, буквально в десяти шагах, дочь короля Энриге Гацонского возносила молитву голосом дивной красоты. Чистоте пения леди Виттории мог позавидовать любой театральный кастрат, и Демос был вынужден признаться, что в данный момент искренне наслаждался редкой возможностью приобщиться к прекрасному.

«В бездну Витторию! Еще будет время придумать, чем развлечь нашу знатную гостью. Не о том думаю».

Через два дня в столице должен был начаться суд над герцогом Грегором Волдхардом и послом Латандаля Ириталь Урданан. Заседание, однако, грозило превратиться в фарс. Обвиняемые отказались подчиниться воле Ладария и не намеревались приезжать на суд. В столицу же, взбудораженные призывом, съехались сотни вельмож. Но ради чего?

Если бы не слаженная работа Демоса и его матери, у Великого наставника не было бы никаких доказательств измены, которую совершили герцог Хайлигланда и его возлюбленная. Так хотя бы появился живой свидетель — шпион, писавший доносы матери Демоса прямиком из замка Волдхарда. Плут умудрился не только выбраться из Эллисдора, но и прихватил с собой служанку, застукавшую Грегора и посла непосредственно в момент совершения греха. Вассер Дибрион — так звали шпиона матери — разыграл партию как по нотам.

Теперь, располагая более весомыми доказательствами, Великий наставник мог обвинить Грегора Волдхарда и леди Ириталь в измене клятве и отлучить от церкви. Имена обоих в этом случае были бы опорочены, латанийцы — пристыжены, а дражайший кузен Демоса Грегор исключался из пляски вокруг императорской короны. И, разумеется, из всех очевидных кандидатов на трон оставался лишь Демос.

«Но почему, думая об этом, я чувствую лишь тревогу? Ладарий не мог устроить всю эту шумиху лишь затем, чтобы меня возвысить. Имей он на меня планы, предпринял бы шаги в этом направлении заранее. Или я все еще что-то упускаю?»

Погруженный в размышления, канцлер не сразу заметил, что служба закончилась, и люди начали покидать храм. Пространство медленно наполнялось рокотом человеческих голосов, кои с каждой секундой становились все громче. Демос закрыл Священную книгу и, крякнув, поднялся на ноги, опираясь на трость. Выйдя в проход между двумя рядами сидений, он замешкался и столкнулся с одной из служанок леди Виттории. Девушка ойкнула и обронила шаль.

Канцлер наклонился, едва сдержал ругательство, когда его застал врасплох прострел в спину, поднял кусок светло-голубого шелка и подал застывшей в ожидании деве. Служанка скомкала в руках край шали, робко поклонилась и прошептала:

— Кажется, вы что-то уронили, ваша светлость.

— Я не…

Демос проследил за ее взглядом и увидел маленький клочок бумаги, притаившийся возле скамейки. Не задавая вопросов, он быстро поднял его и сунул в рукав своей туники. Девушка же поспешила присоединиться к свите леди Виттории и стремительно покинула зал. Лишь на пороге она обернулась и слегка кивнула канцлеру.

Убедившись, что остался в одиночестве, Демос отошел в одну из темных боковых ниш, взял свечу и развернул послание.