Книга Завещание - Нина Вяха

Анни захотелось протянуть руку и коснуться матери, похлопать ее по щекам, пока не поздно, но она не стала этого делать.

Вместо этого она осталась лежать на кухонном диванчике, поглаживая себя по животу, как это во все времена делали беременные женщины, бессознательно и чисто рефлекторно, словно пытаясь защитить еще не родившееся дитя или утешить его. Заранее попросить у него прощение за все.

Своего отца Анни еще не видела. Никто даже ни разу его не упомянул. Не было слышно шуток в его адрес, как оно обычно бывало, когда хотелось смягчить тьму за окном, тьму, которая причиняла боль, пугала и давила.

– Как дела на ферме? – спросила она наконец.

Сири замерла, но почти тут же снова продолжила месить тесто. Пауза получилась совсем коротенькой, но Анни все равно ее заметила.

– Хорошо.

Прошлой весной, когда Анни приезжала навестить родных, тогда еще Тармо, ее жутко умный младший брат закончил неполную среднюю школу на год раньше положенного (но это совсем другая история, о которой речь пойдет дальше), так вот, в то время родители очень много ссорились, в основном из-за денег. Экономическая ситуация в стране была крайне нестабильной, государство повысило требования к качеству производимого молока и молочной продукции, и перед фермерами встала необходимость вкладываться в еще более дорогостоящее оборудование, в чем Пентти не просто не был заинтересован, а воспринял буквально в штыки, и еще много лет старший брат Анни, Эско, пытался повлиять на папашу и заставить того понять, что современный фермер выживет, только если займется развитием и модернизацией всего хозяйства. Сири поддержала сына и осудила упрямство мужа, из-за чего и разгорелся весь сыр-бор. Анни прекрасно знала, как Пентти умеет мастерски терроризировать близких. Террор все длился и длился нескончаемо долго, медленно ломая сопротивление.

Должно быть, какая-то часть его натуры получала от всего этого наслаждение. Иначе чем еще можно объяснить упрямство отца?

– Почему бы вам не продать часть своей фермы Эско? Раз он так действительно этого хочет? Чтобы он смог воплотить в свет свои модернизаторские замыслы.

Старший брат Анни хоть и покинул отчий дом, все равно остался жить неподалеку, всего в каких-то десяти километрах от родной деревушки. Он теперь женился, обзавелся своим собственным ребенком и мечтал, чтобы ферма, на которой он вырос, снова начала процветать и смогла дать его жене и детям обеспеченное будущее. Он говорил иногда об этом, так, мимоходом, что он единственный ребенок в семье, кто по-настоящему любит эту ферму, само это место.

Сири пожала плечами, продолжая стоять спиной к Анни, всем своим видом показывая, что этот разговор – просто ерунда по сравнению с самой жизнью, которой она сыта уже по горло.

– Ты же знаешь, будь моя воля, я бы давно продала ему всю ферму целиком. Перестань мусолить одно и то же. В жизни не всегда получается делать только то, что тебе нравится.

– Есть такая штука как развод, слышала?

– В Стокгольме, может быть.

И разговор покатился дальше, как это всегда бывало, стоило вырваться одному случайному слову. Анни хотела, чтобы ее мать получила в жизни второй шанс, пусть даже она знала, что этого не произойдет.

Но это должно было произойти.

Она заслужила покой и отдых. Отдых от настороженных взглядов, которые никогда не дремлют. 

* * *

Эффект снежного кома.

Наша жизнь отчетливо проступает перед нами лишь спустя какое-то время. Когда живешь сейчас, в данный момент, кажется, что все события, слова и поступки просто происходят одно за другим или параллельно, и сложно понять, как они все друг с другом увязаны. Но то, что мучительно и тяжело сейчас, очень быстро станет тогда, превратится в отдаленное прошлое, которое уже больше не давит и не причиняет боль, и лишь когда ты все это уже пережил, только тогда ты можешь понять, как все связано друг с другом. То, что раньше казалось таким мелким и незначительным или вообще посторонним, все-таки сыграло значительную роль в чем-то большем, о чем мы тогда еще не знали.

Сейчас утро понедельника 21 декабря 1981 года, в четверг – Рождество. Анни проснулась рано, во всяком случае, ей самой так показалось, но, когда она бросила взгляд на наручные часы, которые она перед сном положила на тумбочку рядом с кроватью, то увидела, что скоро уже половина восьмого. Все уже давно встали. А об ее отце по-прежнему ни слуху, ни духу.

Она любила Стокгольм, свою городскую квартиру, но так и не привыкла к жизни в многосемейном доме, ко всем этим чужим шагам на лестнице и внизу, на асфальте. В городе она спала очень чутко и просыпалась от каждого шороха, а здесь… Здесь ей стоило коснуться головой подушки, как она проваливалась в глубокий здоровый сон без всяких сновидений.

Именно такой сон, каким спят люди дома.

На кухне звякала посуда, все хлопотали, чтобы успеть вовремя на школьный автобус, завтракали, причесывались, и, казалось, этому не будет конца. А мама Сири помимо своих вечных ежедневных обязанностей и всех тех дел, которые сколько ни делай, все равно все не переделаешь, в придачу имела свой собственный распорядок дня и на сегодня запланировала большую предрождественскую стирку. Поэтому уже с раннего утра она была во дворе и растапливала баню, которую обычно топили только по вечерам или в праздничные дни, но никак не в обычный понедельник, но сегодня все было иначе, и во дворе среди сугробов с гиканьем носился Онни. Арто, балансируя, катался на финских санях и то и дело падал, стоило ему оттолкнуться несколько раз ногой. Анни смотрела на них в окно, попивая свой утренний кофе. Теперь ее почти не тошнило, разве что изредка изредка.

Из кладовки достали здоровенный чан для воды, тот самый, в котором купали детей летом и который Сири использовала для стирки в декабре.

Она начала с занавесок, затем последовало белье, последними шли ковры. Все это происходило из года в год, по раз и навсегда установленному порядку: первым делом то, на что мы смотрим, следом то, что осязаем и, наконец, основа всех основ, то, на чем все сидят и отдыхают.

Из чана в центре двора поднимался пар – Сири кипятила воду и таскала ведра из бани одно за другим; так было всегда, и Анни считала, что это прекрасно – знать, что некоторые вещи никогда не изменятся.

Какое странное удивительное чувство: вот так спокойно сидеть на кухонном диванчике, нежась в тепле и уюте, и наблюдать за жизнью на ферме, смотреть, как мама заливает в котел еще две бадьи с исходящей паром водой, как играют младшие братья, как Сири поворачивается спиной и идет обратно к бане, как Арто чересчур сильно разгоняется на финских санях, как его заносит и он теряет управление, но не спрыгивает, – почему он просто не спрыгнул на ходу, ведь ему уже шесть, должен же он иметь хоть какие-то понятия о последствиях? Но сани врезались в котел, и крохотное тельце ее младшего брата взлетело в воздух, перелетело через край и приземлилось в кипящую воду. Анни видела, как все это случилось, и пусть это было уже неважно, но она знала, что так будет еще за мгновение до того, как все случилось, и она смотрела на происходящее, словно в замедленной съемке. Онни поскользнулся, – он был всего лишь маленьким ребенком, который не понял, что именно сейчас произошло, – но его крик, когда он ударился локтем и коленкой заставил Сири, уже стоящую в дверях бани, повернуть голову, и тут она заметила Арто и все поняла.