Книга Смертельный хоровод - Андреас Грубер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вероятно?» Сабина молчала. Хесс над ней издевался?
– Кража со взломом и убийством?
– Мы еще не знаем.
– При всем моем уважении, но это вряд ли расследование для БКА. Разве не уголовная полиция Майнца отвечает за…
– Немез! Пока что я решаю, где и когда расследование будет вести БКА. И этот случай важен! Погибшая – доктор Катарина Хагена.
Хагена! Не очень распространенная фамилия. Сабина положила материалы на кафедру и уставилась в окно. За парковкой академии, шлагбаумом и будкой вахтера на другой стороне дороги стояло могучее здание БКА.
– Хагена! – повторила она. – Как…
– Правильно, как Анна Хагена. Погибшая – ее сестра.
Сабина сглотнула. Не только потому, что взяла группу Анны Хагены, – она знала женщину лично. Хагене было около сорока пяти, и два года назад Сабина посещала некоторые ее занятия.
А теперь сестра Анны Хагены была мертва.
– И я должна?..
– Да, черт возьми. Вы должны заняться этим делом и, если речь действительно идет об убийстве, найти мерзавца.
– Анна Хагена уже знает, что ее…
– Нет, и это ваша вторая задача: аккуратно сообщите ей о случившемся.
Харди потуже затянул ремень джинсов. Язычок пряжки вошел в последнюю дырку, не мешало бы проделать еще одну дополнительную. В очередной раз убедился, как человек меняется со временем. Хотя он набрал несколько килограммов в результате тренировок, его талия стала уже.
Он надел свою кожаную куртку и почувствовал, как она жмет в бицепсах и в груди.
– Давай проходи! – крикнул кто-то сзади.
Харди не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто вошел в комнату. Это был голос майора Кислингера, чьи интонации он слишком хорошо знал.
– Я сказал, проходи!
– Да заткнись, – буркнул Харди.
– Что?
Однажды Харди уже потерял самообладание, тогда он сломал парню челюсть, и это стоило ему еще восемнадцати месяцев.
Харди не был идиотом, чтобы повторять ту же ошибку. Тем более в такой день, как сегодня. Поэтому он промолчал.
– Что ты сказал?
– Ничего. – Харди закатал рукава кожаной куртки и сунул руку во внутренний карман. Там лежали солнцезащитные очки. Он протер стекла своей черной футболкой и нацепил очки на коротко остриженную голову. Его когда-то светлые волосы поседели на висках, появились залысины, щеки впали, лоб и шея покрылись морщинами. Лицо пятидесятилетнего мужчины. Состарившееся, но с живым, острым взглядом. Ясным и проницательным, как никогда.
– И так красивый, – торопил его майор Кислингер. – Пошевеливайся!
Ничего не сказав, Харди прошел вперед. Ровно в восемь часов он был у окошка, где оформлялись документы на освобождение.
– Харди, дружище! – сказал толстяк за стеклом. – Ты выглядишь хреново.
– Двадцать лет рядом с тобой кого угодно изменят, – пробурчал Харди.
Толстяк просунул в щель под стеклом ручку и стопку формуляров.
– Распишись в трех местах: здесь, здесь и здесь.
Харди внимательно прочитал документы об освобождении и депозитарный отчет. Затем взял ручку и накарябал на листках «Томас (Харди) Хардковски».
– Проклятье, это недействительно, это не твое настоящее имя, – завозмущался сотрудник.
– А, верно, – буркнул Харди и перечеркнул два слова, оставив только «Харди».
– О черт! – воскликнул толстяк. – С тобой одни проблемы. Как я рад, что наконец-то от тебя избавлюсь.
– Тогда хватит болтать, лучше отдай мне мои вещи, медуза!
Толстяк просунул в щель пластиковый контейнер с жалким имуществом, которое два десятилетия пролежало в подвальном хранилище. Харди порылся пальцами в вещах: запасной ключ от «паджеро». «Интересно, у кого сейчас эта машина – если она вообще еще существует?» Ключ от входной двери. «Дома точно больше нет, его уже снесли». Старый мобильный телефон с антенной. «Размером с кирпич. Забудь!» Кулек леденцов. «Смотри-ка – английские пастилки «Роки» с мятным вкусом. Срок годности закончился девятнадцать лет назад». Старый кожаный кошелек с парой купюр. «Двести семьдесят немецких марок. Очень кстати!» К счастью, в кассе ему выплатили двенадцать тысяч триста евро. Работа на кухне себя оправдала – переработки почти каждые выходные, – и дирекция тюрьмы откладывала для него половину его доходов в виде сбережений.
Харди продолжал рыться в контейнере. Давно просроченный загранпаспорт и водительские права. «Просто ветхая книжонка и пожелтевшая бумажка». Упаковка болеутоляющих таблеток. «Это можете оставить себе!» Дорогие карманные часы, которые забрали у него в качестве финансового обеспечения. «Надо же, все еще в крови с момента задержания». Зачитанная книга. «Над пропастью во ржи». Коробок спичек и пачка сигарет «Мемфис». Но с этим он завязал двадцать лет назад.
– О’кей. – Харди взял лишь портмоне, водительские права, паспорт, часы и книгу, сунул все в карман и пошел.
– А остальное? – крикнул ему вслед толстяк.
– Можешь толкнуть на eBay.
– А что с книгами в твоей камере? Сколько их? Сто?
– Двести шестьдесят одна, – ответил Харди. Толстяк никогда не умел считать.
– Двести шестьдесят одна? – повторил мужчина.
– Да. – Харди обернулся. Сборная солянка из Фолкнера, Стейнбека и прочих писателей, которыми в тюрьме никто не интересовался. – Можешь подарить кому-нибудь в семье, если хоть кто-то из твоих родственников умеет читать.
Харди вышел на улицу, надел солнцезащитные очки и посмотрел в обе стороны. Солнце безжалостно жарило ему в затылок, по спине бежали струйки пота.
«Чертова жара!»
И вот уже снова начались его головные боли. На протяжении многих лет они появлялись регулярно, но он отказывался принимать лекарства. Лучше терпеть боль, чем заглушать чувства. «Плевать!»
Старое кирпичное здание с зарешеченными окнами, где размещалась тюрьма Бютцов, осталось позади. В прямом смысле этого слова. Перед ним была свобода.
Отсюда до Ростока каких-то тридцать километров, и в некоторые дни Харди даже казалось, что он ощущает соленый запах Балтийского моря. Конечно, он выдумывал, но, когда столько лет находишься в тюрьме, начинают появляться фантазии. И не все они связаны с местью. Правда, сейчас его тянуло не к морю, а в другом направлении: в сторону Франкфурта и Висбадена. Ему нужно туда. Там он получит ответы.
Его ожидаемо никто не встретил. Да и кто бы это мог быть? Никто не обрадуется, что он снова на свободе. Скорее наоборот!
Похоже, единственный, кого он интересовал, был водитель черной «Лады-Тайги», которая стояла в двухстах метрах на улице перед администрацией кладбища. По бамперу Харди заметил небольшой крен и понял, что в машине кто-то сидит. Но он не мог разглядеть, кто именно, потому что солнечный свет отражался в стеклах машины.
