Книга Спасти Феникса - Маргарет Оуэн

Никто из королей веками не платил причастного. Но сегодня Фу пришли забрать плату.

Редкая коллекция зубов похрустывала в парчовом мешочке – целые зубные династии Фениксов, тысячи молочных зубов и даже зубы, выдернутые у трупов.

И теперь ее стая Ворон владела ими всеми, такими бесценными.

Из-под маски Фу полоснула улыбка острее стали. Вот почему они называли это Танцем денег.

Тонкие, как бритва, линии появились в уголках безупречных, плотно сжатых губ Русаны, и Фу восприняла это как личную победу. Она изобразила торжественный шутовской поклон, отошла назад и передала мешочек Па.

Он поднял кулак. Танец остановился. Во дворе воцарилась звенящая тишина. Веревки были подняты, ноги снова зашагали маршем, и толпа перевела дух, когда телега наконец покатилась к воротам.

Фу остановилась, замерла и вернулась обратно.

Королева в смятении бросила на нее горящий взор.

– Что еще вам нужно? – Русана дала отмашку страже.

Все Соколы встали на изготовку с копьями наперевес.

Один из браслетов королевы привлек внимание Фу, когда на него упал отсвет факела: тонкая работа из серебра и жемчуга, изготовленная в виде гирлянды из белых цветков олеандра.

На мгновение Фу показалось, будто бриллиантовые когти стискивают ей горло.

Она сделала вдох и поддалась успокаивающему действию мяты. Олеандр может носить кто угодно. Он вообще ничего не означал, тем более на королеве. И даже если бы и означал… что ж, Вороны уже направлялись прочь из дворца. Фу просто позаботится о том, чтобы они ушли быстрее.

Она вырвала из рук управляющего кошку.

– Это тоже.

Кошка не сопротивлялась, пока Фу спешила следом за телегой, только уткнулась мордочкой в изгиб ее локтя и заурчала. Когда они оставили ворота позади, она уже мурлыкала.

Фу решила, что кошка ей симпатична. Все, что радо покинуть королевский дворец, обладало хорошим вкусом.

* * *

Путь из стольного града Думосы был долгим и немногословным. Дорогу озаряли только их факелы да редкие голубиные лампы в окнах домов. Фу была готова поклясться, что остальные Вороны испытывали то же сдавливающее горло нетерпение миновать городские стены раньше, чем их нагонят Охотничьи касты. Каждая Ворона знала, что означает нести мешочек с зубами Фениксов. И сейчас все они гадали про себя, позволят ли им вынести его за пределы Думосы.

Фу чувствовала взгляды из-за решетчатых ставней или через дырки от сучков в досках, пока они проходили пять павильонов куртизанок Лебединой касты, шли между гранитными колоннами Магистратного ряда, даже в районе Сизарей, где грязные лица смотрели сквозь трещины в стенах хибар и плевали Воронам вслед, чтобы отпугнуть беду.

Она внимательно следила за тенями и не раз замечала, как Па тихонько похлопывает себя по груди, чуть пониже ожерелья из зубов на шее. Если мертвые боги будут к ним сегодня милостивы, ему не придется прибегать к их помощи.

Но уж если Фу за эти годы усвоила что-то крепко-накрепко, так это то, что, когда дело касалось Ворон, мертвые боги скупились на доброту.

* * *

Была уже почти полночь, когда они ступили на Лигов мост через Кайму. Могучая река грохотала всего в нескольких сотнях шагов под ними, однако для убийства этого расстояния вполне хватило бы, не то, что лиги. Все десять минут, пока они шли по нему, Фу тщательно просчитывала каждое свое движение.

Ощутив под своими шипованными подошвами гравий вместо булыжника, Фу задержала дыхание. Если королевичи хотели бы заграбастать свои зубы обратно, Охотничьи касты ударили бы именно здесь.

Все Вороны напряглись, пытаясь уловить малейший намек на преследование. Протяжная, пугающая тишина простиралась перед ними, как предательски тонкий и хрупкий первый лед, пока Фу прощупывала взглядом каждый листок в поисках засады.

Ничего не последовало.

Возможно… только возможно… они выбрались.

Кто-то резко вдохнул. И раздался оглушительный крик:

– Я ПАРНЯ ИЗ-ЗА МОРЯ ЗНАЛ. ОН РЕДКИМ ДАРОМ ОБЛАДАЛ…

Голос Сумасброда расколол ночь подобно топору, зарядив самую неприличную из дорожных песен, какие Па разрешал им петь в присутствии Фу. Остальные участники стаи разразились душераздирающим хохотом, чуть не рыдая от облегчения.

– Двенадцать печей, Фу! – Негодница изо всех сил вцепилась в телегу, колошматя себя по колену. Ей было почти столько же лет, сколько Па, и обладала она в два раза более переменчивым, чем у него, нравом, – одна из немногих, кто знал Па, когда его еще звали Дворнягой, а не Вождем. Она забрала у Фу кошку и почесала ей лоб. – Я думала, ты попросишь королеву подкинуть нам еще и корону за все наши беспокойства!

– Что толку от короны? – протянул из-за спины Негодницы Обожатель. Приступ веселья смягчил даже его постоянно суровый голос. – Она точно так же могла бы попросить шлепнуть короля. Возможно, Ее Высочество согласилась бы охотнее.

Сумасброд, у которого на титулы была аллергия, подхватил Фу за руки и закружил ее в умопомрачительном вихре, выкрикивая очередной пошлый и анатомически невозможный стих насчет «парня из-за моря». Фу не сдержалась, запрокинула голову и рассмеялась. Да, им еще предстояло пройти немало лиг и сжечь тела, но… но у нее получилось.

В кои-то веки она заставила дворец заплатить.

– Постой, постой! – Сумасброд задыхался от смеха, хватаясь за живот. – Меня сейчас вырвет!

Они притормозили в пьяном наклоне рядом с Па. Он ведь имел все основания веселиться вместе с остальными.

Он даже не снял маски и теперь смотрел назад, на Думосу.

– Ну же, вождь… – начал Сумасброд, однако Па оборвал его.

– Ничего еще не закончено. Плясать будете, когда тела сожжем. – Па свистнул, призывая двигаться дальше.

Негодница передала кошку обратно Фу и покачала головой вслед Па. Ворон снова охватило беспокойство. Сумасброд продолжал тихо напевать, Обожатель через несколько шагов стал ему вторить, но в целом телегу, покатившую дальше, сопровождало молчание.

Разбросанные вдоль дороги хижины и склепы богов постепенно уступили место лесу искореженных, укутанных лишайником деревьев. «Парень из-за моря» затих, сменившись другой песней, еще более громкой и уверенной. Скоро единственным напоминанием о Думосе стали золотистые всполохи над темными холмами да редкие искорки между стволами.

– Здесь.

Голос Па прорезал ночь, отсекая последнюю строчку походной песни. Он воткнул свой факел в мягкую придорожную грязь. Телега со скрипом остановилась. Па снял маску и кивнул в сторону Фу и кошки.

– Нет такой твари, которую нельзя съесть, девочка.

– Это не тварь, она моя, – ответила Фу. – Моя доля причастного.

Па хохотнул.