Книга Разящий клинок - Майлз Кэмерон

– Почти целый день… Анна? Сколько он был в отключке?

Девушка что-то сердито пробубнила. Она появилась в поле зрения Мортирмира, натягивая через голову платье. И прежде чем показались ее волосы, раздраженно заявила:

– Полагаю, тебе наплевать, что я уже два дня ничего не ела, проклятый богом варвар! А теперь меня еще и другой варвар голой увидел! Уверена, ты мне даже заплатить не можешь – Матерь Божья, я отдаюсь тебе задарма, и почему? Понятия не имею, ведь меня от тебя воротит! Ты самый уродливый тип из всех, кого я только видела, а я – настоящая жемчужина этого города, наипрекраснейшая гетера. Все равно что великолепную кобылу покрывать боровом! О, как я себя ненавижу! Почему я так поступаю? Наверное, в наказание за все мои грехи Господь обрек меня спариваться с самыми низшими формами жизни в трущобах. Следующий, небось, будет прокаженным.

Деркенсан с легкой улыбкой на широком лице наблюдал за наипрекраснейшей гетерой.

– Ты закончила? – осведомился он. – Ненавижу перебивать.

Широко размахнувшись, она изо всех сил влепила ему пощечину. В тот миг ее рука напоминала рычаг катапульты. Шлепок звонко отозвался эхом, а девушка прижала к себе руку, словно гигант ударил ее, хотя все, что он делал, – это стоял неподвижно с едва заметной ухмылкой на лице. Очень медленно здоровяк наклонился вперед, обхватил девушку руками и поцеловал.

– Я все равно тебя люблю, – неторопливо проговорил он.

– Я больше сюда никогда не приду!

Нордиканец разразился громким хохотом.

– Как пожелаешь.

– Я тебя ненавижу! – взвизгнула она.

– Естественно.

Когда девушка вышла из комнаты, здоровяк долго смотрел на дверь, потом вернулся к своему подопечному.

– Вина? – предложил он.

– Никогда больше, – отозвался Мортирмир.

У него возникло какое-то странное ощущение в правой руке. Будто ее лижет пламя. Посмотрев на руку, юноша увидел лишь скользящие лучи закатного солнца, проникавшие сквозь единственное распахнутое окно в этой чертовски жаркой комнате. И все же то было приятное чувство, намного лучше постоянной боли.

Морган снова лег.

Его обидчик вернулся с кружкой отличной воды – с пузырьками, наверное, из какого-то подземного источника.

– Она тебе поможет. Так говорит ведьма. Слушай, я должен идти. У меня сегодня дежурство у ворот Ареса. Целую неделю. Буду позже.

Мортирмир кивнул.

– Я думал, вы, нордиканцы, охраняете только императора.

– Остальным что-то же нужно делать. Мне – дежурить у ворот, – пожал плечами здоровяк. – Засыпай.

Морган чувствовал что-то странное в руках и голове, будто внезапно научился летать или овладел новым языком. Это все…

Он отмахнулся от непонятных ощущений, жестом попрощался с нордиканцем и снова погрузился в крепкий сон.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ЛИВИАПОЛИС – АЭСКЕПИЛЕС И ИМПЕРАТОР

Аэскепилес, магистр императора, шел впереди своего господина, переходя из одного приемного зала в другой. Их сопровождали двое нордиканских гвардейцев. Алые сюрко стражников, расшитые нитями из чистого золота, указывали на их высокие звания, а огромные топоры и длинные цепи – на особое положение. У гвардейца слева имелся шрам, пересекавший лицо от правого глаза до левого уголка губ, из-за чего он походил на демона из преисподней. Лицо и шею его сослуживца, шагавшего справа, покрывали татуировки, которые затем исчезали под воротом добротной полотняной рубахи, видневшейся из-под хауберка. За нордиканцами следовали пажи, несшие их шлемы, бармицы и тяжелые кавалерийские копья.

Сам император в доспехи не облачился. Поверх алых чулок он надел багряный жупон из бархата, а на ноги – алые же сапоги, носить которые имел право только он. Каждая пряжка на его обуви и ремне, каждый люверс[1] и пуговица были отлиты из чистого золота. На жупоне и сапогах золотыми же нитями были вышиты двуглавые орлы. Паж из дворцовой прислуги нес широкую мантию из пурпурного шелка, расшитую изображениями орлов и окантованную золотистым мехом.

За императором следовали еще два нордиканца, каждый со своими пажами, и дюжина дворцовых слуг, двое из которых тащили седло, а один нес меч. Пара секретарей не отставала от своего господина ни на шаг, записывая его ответы на вопросы, касавшиеся государственных дел и внутренней экономики. Вопросы из толстой тетради в кожаном переплете по очереди зачитывали дворцовый управляющий и главный камергер. Прямо за ними, рядом с логофетом дрома[2] – худощавым, аскетичного вида мужчиной, похожим на монаха, – шла дочь императора Ирина.

Управляющий откашлялся и произнес:

– Пункт тринадцать, ваше величество. Задержка жалования дворцовой прислуге и особенно гвардейцам.

В жилах императора Иоанна текла кровь Палеологов. Он считался самым красивым мужчиной в империи, а возможно, и во всем мире: кожа с бронзовым отливом, гладкие иссиня-черные волосы, пронзительный взгляд карих глаз под выразительно изогнутыми бровями и длинная густая борода, которой позавидовали бы даже служившие ему нордиканцы. Благодаря смешению кровей наипрекраснейших принцев и принцесс со всего мира на протяжении целого тысячелетия его кожа приобрела неповторимый оттенок, а черты лица стали почти идеальными. Зачастую такую красоту люди приписывают бессмертным. Создавалось впечатление, будто он отлит из червонного золота или бронзы.

Его дочь, унаследовавшая красоту отца, дотронулась до руки логофета, отчего тот покраснел и поклонился, и подошла к императору. Ирина походила на языческую богиню.

– Тогда заплати им, – приказал монарх.

Дворцовый управляющий отвесил низкий поклон:

– Император, у нас нет денег.

Иоанн кивнул, а его дочь приподняла бровь.

– Отец, мы должны их где-то найти, – сказала она. – Солдаты, которым не заплатили, губят императоров и империи; они для нас что слепни для лошадей.

Взгляд магистра Аэскепилеса метнулся к двум головорезам, возглавлявшим процессию. О преданности гвардейцев ходили легенды. Однако не получавшие жалованья солдаты действительно становились дьяволами во плоти.

У него имелись свои причины ненавидеть телохранителей императора, и одной из них, безусловно, был страх. Аэскепилес тщательно контролировал выражение своего лица, чтобы о его мыслях никто не догадался.