Книга Сладкая месть - Кэт Мартин

Рейн подошел к огромному бело-золотому гардеробу сестры, распахнул его и стал шарить среди многочисленных платьев: муслиновых, батистовых, бомбазиновых, бархатных, шелковых и атласных. К счастью, у той девушки наверху и у его сестры почти одинаковые фигуры, хотя у Алекс бюст побольше.

Желтый муслин подойдет, решил он, представив себе, как он будет сочетаться с блестящими черными волосами, голубыми глазами и густыми черными ресницами. Он достал платье из шкафа, бросил его на постель, потом вытащил несколько ящиков комода и стал перебирать их содержимое, пока не извлек тонкую батистовую рубашку, пару белых шелковых чулок и две изысканных атласных подвязки.

Он хитро ухмыльнулся, подумав, что интимное знание дамского будуара частенько оказывалось весьма кстати, подхватил пару туфелек из ягнячьей кожи и направился к двери. По дороге он бросил взгляд на столик у зеркала и заметил желтую ленту того же оттенка, что и платье.

Было глупостью, чистым безумием поддаваться воздействию печальных обстоятельств, в которых оказалась эта молодая женщина, но, тем не менее, он схватил ленту и сунул ее в общую кучу.

Шагая через две ступеньки, он поднялся наверх и, не позаботившись постучать, распахнул дверь и вошел в комнату. Он услышал, как девушка вскрикнула, обернулся на звук и увидел, что она пытается как можно глубже погрузиться в пену в маленькой ванне.

— Вы могли бы потрудиться постучать, — проговорила она без тени уличного говора.

— Зачем? Неужели ты думаешь, что я никогда прежде не видел женщину в ванне?

Она густо покраснела. Хотя кожа у нее на лице несколько потемнела от загара, ее плечи были цвета слоновой кости, а из воды выступал изгиб ее груди. Рейн про себя причмокнул. Хотя у Алекс грудь была больше, этот бюст обещал немало. Его чресла напряглись при этой мысли.

— При вашей репутации, — сказала она, — я уверена, что вы видели немало раздетых женщин. Но я не принадлежу — и не желаю принадлежать к их числу.

Он бросил одежду на кровать.

— Подозреваю, что ты хочешь есть. Когда закончишь, можешь надеть вот это и присоединиться ко мне в столовой.

Джо ничего не ответила, лишь попыталась еще глубже погрузиться в ванну.

— Приятного купанья.

Подумав, что был бы не прочь разделить это удовольствие с ней, Рейн направился к двери.

Когда он снова оказался внизу, он налил себе бренди и залпом опрокинул его, за ним еще один. Некоторое время мерял кабинет шагами, потом взглянул на часы. Господи, эта девчонка уже давно должна быть здесь.

— Простите, милорд.

Это была горничная с верхнего этажа — молоденькая блондинка лет двадцати.

— Да, Элайза, в чем дело?

— Мисс Смит, милорд. Она подняла шум насчет одежды. Говорит, что не наденет того, что вы ей дали.

Рейн несколько резче, чем хотел бы, опустил бокал.

— Спасибо, Элайза. Я позабочусь о гостье.

Он рванул вверх по лестнице и через холл. Распахивая дверь, он был почти готов увидеть, что очаровательное платье его сестры изорвано, а нижнее белье выкинуто в окошко.

Вместо этого он увидел темноволосую девушку, завернутую в полотенце, стоявшую перед высоким зеркалом псише и держащую перед собой желтое муслиновое платье с такой тоской в лице, что у него в груди что-то оборвалось.

Но едва она его увидела, как приняла настороженный вид и отбросила платье.

— Где, черт побери, мои шмотки?

Она бессознательно потянулась руками к тому месту, где полотенце легло складками между ее грудей. Он заметил несколько старых синяков и задумался, где она могла их получить.

— Я приказал их сжечь.

— Что!

— Надевай платье.

— Я ничего от тебя не хочу.

— Я кажется сказал: надевай платье.

— Чье оно?

— Раз уж ты так много обо мне знаешь, то стоило бы заставить тебя догадываться самой, но я тебя пощажу и сообщу, что оно принадлежит моей сестре Александре.

— У тебя есть сестра?

— Совершенно верно. А теперь надевай платье. Джо не шелохнулась.

— Ты очаровательно смотришься в этом полотенце, мисс… Смит. Но даже несмотря на это, я с удовольствием сниму его с тебя и помогу одеться, — он заметил, что она замерла. — Так что выбирай сама.

Мгновение она лишь смотрела на него. Потом усмехнулась.

— Как прикажете, милорд,

Рейн заметил огонь в этих льдисто-голубых глазах. И выходя из комнаты, он посмеивался про себя.

Чертов ублюдок, думала Джо, подбирая платье, брошенное на высокую кровать с балдахином, но ее пальцы непроизвольно гладили ткань, которая была такой тонкой, что, казалось, ласкала кожу. Минуту спустя она уже надела изысканную белую батистовую рубашку, натянула тонкие шелковые чулки и закрепила их очаровательными атласными подвязками. Туфельки без задника были чуть великоваты, так что она пошарила на письменном столе и засунула в носки мятую бумагу.

— Простите, мисс, но его милость прислал меня помочь вам застегнуть платье, — маленькая светловолосая горничная, приносившая ванну, стояла в дверях и колебалась, прежде чем войти.

— Мне придется не забыть поблагодарить его, — горько произнесла Джо, уверенная, что служанка знает, что виконт был у нее в комнате и что он заставил ее повиноваться после того, как горничная потерпела неудачу.

— Меня звать Элайза, — сказала девушка, подходя к Джоселин, чтобы застегнуть пуговицы.

— Мое имя Джо.

Странно было снова говорить мягким изысканным тоном. Среди своих уличных друзей она старательно уничтожала лоск, который многие годы прививал ей отец. А теперь она обнаружила, что приятно играть роль леди — пусть всего один вечер.

Но, странное дело, это было сложнее, чем она ожидала. После того, как она много месяцев говорила лишь на уличном арго, этот акцент прорывался в самые неожиданные моменты, особенно если она сердилась или волновалась.

Джоселин посмотрела на прелестное желтое платье. Скроенное по последней моде, с завышенной талией, с глубоким декольте и маленькими рукавчиками-фонариками, платье подчеркивало ее гибкую фигуру и изящные изгибы ее тела.

Оно оказалось почти впору, обнаружила Джо, когда горничная застегнула последнюю пуговицу.

— Пойдите-ка, посмотрите на себя, — сказала Элайза.

Джоселин подошла к зеркалу, намереваясь посмотреть на себя, хотя и знала, что не следует этого делать, но тут заметила длинную желтую атласную ленту, все еще лежавшую на кровати. Она взяла ее, почувствовав мягкую и такую женственную ткань, что у нее задрожали руки.

Это заставило ее вспомнить те времена, когда такие безделицы были для нее в порядке вещей. Ей стало неуютно при мысли, что Стоунли был столь заботлив, что принес даже ленту.