Книга Великая Парагвайская война - Вячеслав Кондратьев

«Что представляет собой сегодняшний Парагвай? Нищее захолустье даже по латиноамериканским меркам. А ведь к 1862 году эта страна была самой развитой страной Южной Америки. (…) Латиноамериканские режимы вовсю воровали, сменялись в переворотах, брали взятки и грабили собственные народы. Но только одна страна стояла особняком: гордый Парагвай – там стала развиваться индустриальная цивилизация. (…) Стараниями Франсиско Солано Лопеса (на самом деле речь должна идти о Карлосе Антонио Лопесе, – прим. авт.) Парагвай превратился в самую передовую страну Латинской Америки. Он полностью обеспечивал себя тканями, бумагой, стройматериалами, оружием и боеприпасами. Действовала одна из первых в Южной Америке железных дорог, работала телеграфная связь, национальная валюта была устойчивой, как ни в одной другой латиноамериканской стране».

Современный вид руин завода. На переднем плане – мост через водоотводный канал, на заднем – развалины литейно-кузнечного цеха

Выглядит красиво и пафосно, однако никто из адептов этой концепции не подкрепляет ее статистическими выкладками, а они показывают совсем иную картину.

Как известно, одним из наиболее объективных интегральных критериев экономического развития государства является его валовой национальный доход (ВНД), а также – национальный доход на душу населения. Посмотрим, каким был в 1860 году национальный доход Парагвая и его соседей, с которыми он четыре года спустя вступил в войну. Цифры взяты из монографии аргентинского историка Диего Абенте «Война Тройственного альянса», опубликованной в 1987 году в альманахе Latin American Research Review.

В 1860 году ВНД Парагвая был эквивалентен 314 260 британским фунтам, Бразилии – 4 392 226, Аргентины – 1 710 324 и Уругвая – 870 714 фунтам. Таким образом, по величине национального дохода Парагвай отставал от Бразилии в 14 раз, от Аргентины – в 5,5, а от Уругвая – в 2,8 раза.

Подсчет среднедушевого национального дохода Парагвая сильно затруднен тем, что до сих пор нет единого мнения о количестве жителей этой страны на рубеже 1850-60 годов. При этом разброс оценок огромен – от полумиллиона до почти полутора миллионов человек. Но даже если взять минимальную цифру, чтобы показатель принял наиболее выгодное для Парагвая значение, то получится, что на душу среднестатистического парагвайца в 1860 году приходилось всего 0,63 тогдашних фунта стерлингов.

При этом на среднестатистического уругвайца приходилось 4,83 фунта, на аргентинца – 1,01, а на бразильца – 0,55. Следовательно, по среднедушевому доходу от Парагвая немного отставала только Бразилия, однако она все равно колоссально опережала его в абсолютном выражении за счет почти 20-кратного превосходства в численности населения (в 1860 году в Бразильской империи проживало около девяти миллионов человек).

Таким образом, можно сказать, что Парагвай, безусловно, сделал внушительный шаг вперед, однако никакого экономического лидерства не добился. Даже без последующих потрясений стране требовались еще многие годы развития для выхода на передовые позиции.

Еще один критерий – объем внешней торговли. У Парагвая в 1860 году он составлял 560 392 фунта стерлингов, у Бразилии – 23 739 898, у Аргентины – 8 921 621, а у Уругвая – 3 607 711. Несложно подсчитать, что, Бразилия превосходила Парагвай по этому показателю в 42 раза, Аргентина – в 16 раз, а Уругвай – 6,4 раза. Как говорится, комментарии излишни, плоды самоизоляции Франсии – налицо.

Перейдем к частностям. Накануне войны с соседями вся парагвайская металлургия, по сути, сводилась к единственному заводу «Ла Росада». Между тем, только в столице Аргентины Буэнос-Айресе к 1850 году действовали два металлургических предприятия. В Бразилии уже в 1830 году работали литейно-механические заводы в Байе, Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро, а в дальнейшем было открыто еще несколько, в том числе крупный сталеплавильный завод в Понта-да-Арее.

Заявление о том, что в Парагвае действовала одна из первых на континенте железных дорог, требует уточнения – а из какого количества «первых»? Известно, что на Кубе железнодорожное сообщение открылось еще в 1837 году, в Гайане – в 1848, в Перу и Чили – в 1851, в Бразилии – в 1854, в Аргентине – в 1857, а в Парагвае – в 1861 году. То есть, по срокам его открытия Парагвай находился на седьмом месте в Латинской Америке и на третьем – среди своих ближайших соседей. Уместно ли тут выражение «одна из первых» – вопрос риторический.

Реконструкция водяного колеса завода «Ла Росада», приводившего в действие мехи для доменной печи

Бесспорно, Карлос Антонио Лопес настойчиво и довольно успешно (с учетом очень «низкого» старта) выводил страну из экономического тупика, заметно сократив ее отставание от соседних держав. Однако в политической и общественной жизни при нем почти ничего не изменилось. Парагвай оставался закрытым тоталитарным государством, в котором конституция существовала лишь на бумаге, а диктатор обладал фактически безграничной властью. Пропагандистская обработка населения при Лопесе не ослабла, а даже усилилась, поскольку, помимо школ и церквей, к ней подключили прессу. При этом продолжали действовать запреты на частную издательскую деятельность и на ввоз зарубежных печатных изданий.

Также не были отменены запреты на пересечение границ и на контакты с иностранцами, хотя с прибытием в страну более 200 специалистов из Европы (причем некоторые приехали с семьями) соблюдать второе ограничение стало гораздо труднее. Однако вопрос решили, прикрепив к заграничным инженерам, техникам, врачам и агрономам – агентов службы безопасности. Официально они считались охранниками и переводчиками, но, помимо этого, в их задачу входило пресечение общения «подопечных» с местными жителями на любые темы, кроме профессиональных.

Железнодорожный вокзал «Сан-Франсиско» в Асунсьоне. На момент открытия – самый крупный вокзал в Южной Америке

По-прежнему в стране работали лишь начальные школы, где мальчиков два года учили патриотизму, дисциплине и любви к президенту, причем патриотизм был густо замешан на ксенофобии, а любовь к вождю носила почти религиозный характер.

Постоянная «промывка мозгов» в сочетании с информационной блокадой успешно продолжили дело Франсии. Они окончательно превратили парагвайцев в фанатичных приверженцев диктатора, восторженно приветствующих каждый его шаг и убежденных, что все соседи Парагвая – примитивные злобные дикари, завидующие процветанию страны и мечтающие ее поработить.

Одно из главных отличий Лопеса от Франсии состояло в том, что первого парагвайского диктатора заботила только его личная власть внутри страны. Он не думал о внешней экспансии и не готовился к ней. У Лопеса же возникли планы расширения границ и превращения Парагвая в великую державу.