Книга Лес потерянных - Сандрин Вольф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Быстрым, как сокол, и сильным, как рысь,
Должен ты стать, а затем — берегись
Лютого жара и жажды сухой:
Склоны заполнит безжалостный зной.
Только тогда отворится тебе
Тайный проход в неприступной стене.
Но опасайся беды роковой:
Знай, Вредоносок неистовый рой,
Чуждый сочувствию и милосердью,
Повелевает и Жизнью, и Смертью.[3]
Затем, не дожидаясь реакции Гюса, ворон улетел.
Мальчик, встревоженный и озадаченный, развернулся, надеясь расспросить черную бабочку. Но напрасно он ее искал — бабочка исчезла.
Гюс снова остался один. Тогда он еще раз обдумал слова ворона. Если он хочет вырваться из картины, то должен выполнить кажущуюся невыполнимой задачу. Что же до последних подсказок, данных вороном, то они никоим образом не помогли, а лишь дали намек на весьма неприятные моменты. Нечто, поглощающее Жизнь? Неумолимые силы? Фатальное могущество Вредоносок? Такие приключения ему не по плечу! Но разве у него есть выбор? Абсолютно никакого, и Гюс это отлично понимал. Если он потерпит неудачу, его поглотят Вредоноски, и ему конец.
Гюс снова огляделся. При прочих обстоятельствах ему очень понравилось бы это место. Все тут было просто грандиозным! Но полное спокойствие леса отнюдь не уменьшило его тревог и опасений.
Гюс осторожно двинулся в направлении темного подлеска, тщательно следя за тем, куда ставит ноги, чтобы не наступить на какое-нибудь уснувшее растение. Он шел по лабиринту из деревьев, стволы которых возносились к небу, будто темные столбы. По мере того, как мальчик продвигался вперед, лес становился все гуще. Мох вокруг него приподнимался и опускался в тихом ритме дыхания, а над его головой тихо шелестели папоротники на странном ветерке, будто исходившем от самих папоротников и уносившемся в небо.
Но когда Гюс останавливался, все тут же застывало, как на фотографии. Растения сохраняли полную неподвижность, и можно было подумать, что они затаивают дыхание, чтобы получше рассмотреть мальчика. И это пугало его еще больше, чем если бы они обратились к нему напрямую.
— Похоже, я становлюсь полным параноиком… Тут есть кто-нибудь? — неуверенно спросил Гюс.
Ответом была мертвая тишина. Внутри же самого Гюса, наоборот, все шумело и ревело, добавляя ему страхов: кровь бежала по жилам с шумом автомобилей по шоссе в час пик. Сердце так и вовсе превратилось в гигантский гонг, а легкие пыхтели, будто огромный локомотив. Пустой желудок внезапно забурчал, издавая глухой рокот, напоминавший далекую грозу.
Гюс вздрогнул, пораженный непривычным шумом, исходящим из его собственных внутренностей.
— Есть тут кто? — уже закричал он. — Ответьте, пожалуйста!
Усталый и перепуганный, он рухнул на землю и вытянулся во весь рост. Земля была пушистой, как мех, но, несмотря на усталость и комфорт, Гюс не испытывал ни малейшего желания заснуть.
— Да я тут сдохну совсем один… — пробурчал он и добавил, похлопав себя по животу. — От голода в первую очередь. Вот уж никогда бы не подумал, что кончу таким образом. Полный атас…
Он довольно долго лежал, погруженный в тревожные размышления. При воспоминании о родителях у Гюса слезы навернулись на глаза. Увидит ли он их когда-нибудь? Должно быть, они с ума сходят от беспокойства. А Окса? А Беглецы? Они наверняка сделают все возможное, чтобы вырвать его из этого кошмара… Ему нужно сохранять присутствие духа.
Мальчик инстинктивно прижал к себе сумку Оксы, которую носил через плечо с того момента, как Окса ему ее передала. Внутри что-то копошилось! Гюс раскрыл сумку, и Кульбу-Горлан — личный и живой сторож его верной подружки — высунулся оттуда с несколько оторопелым видом.
— Кульбу! — воскликнул Гюс. — Если бы ты только знал, как же здорово снова увидеть друга!
Кульбу-Горлан выкарабкался из сумки и принялся смешно раскачиваться.
— Друг Юной Лучезарной весьма добр… — заявило существо, смущенно покраснев.
— Ты знаешь, где мы находимся?
Гюс знал, что Кульбу-Горлан — специалист по установлению местонахождения чего и кого угодно. Может, он скажет что-нибудь полезное?
— Могу обозначить точно, Юный Хозяин: мы в Великобритании, в Лондоне. Центр-центр-вест, конкретно — Бин-стрит, колледж Святого Проксима, первый этаж, третий кабинет от главной лестницы, северная стена, полтора метра над полом, два метра пятнадцать сантиметров от западного угла, шесть метров сорок два сантиметра от восточного.
— Ээ… да… — пробормотал изумленный Гюс. — Но нельзя ли поточнее? Где мы — здесь? — он жестом обвел окружавший их странный лес.
— Мы в картине, Юный Хозяин! — ответил Кульбу-Горлан, раскачиваясь. — В картине размером тридцать восемь сантиметров в длину и двадцать пять в ширину. Точнее сказать не могу, не сердитесь на меня. Не вижу ни одной из четырех точек координат, ни широты, ни долготы. Расстояние, время и измерения не существуют, но атмосфера пригодна для дыхания…
— Да, это я заметил, — буркнул Гюс.
— … и имеется несколько наложенных друг на друга уровней. Нет… — поправился Кульбу-Горлан. — Они не наложены. Они один в другом.
— Как матрешки?
Малыш кивнул и, развернувшись, спрятался обратно в сумку. Гюс, еще больше удрученный и недоумевающий, некоторое время молча сидел, глядя в безмолвную темноту подлеска.
— Ну же, мой мальчик, нельзя терять надежды…
Гюс вздрогнул и поднял голову, поискав глазами корень с головой, с которым давеча имел странную беседу. У подножья дерева росло несколько растений, и они словно наблюдали за ним.
Одно из растений, увенчанное огромным пушистым шаром, наклонилось к раскачивающимся ягодам и прошептало им что-то, но что именно Гюс не понял.
— Уверенность и упорство зачастую являются ключом к успеху… — снова прозвучал голос.
И тут взгляд Гюса упал на силуэт, возникший неподалеку, в глубине подлеска. Голос показался ему знакомым. Где-то он его уже слышал… Но где?
— Не бойся, — продолжил голос. — Главное, не бойся.
Гюс подобрался, готовясь к худшему. И внезапно смутный силуэт превратился в выходящую из леса женщину.
Мальчик вытаращил глаза, с изумлением узнав портрет, изображенный на картине. Именно эта особа заманила его в эту проклятую ловушку! А теперь стоит перед ним и смотрит с загадочной улыбкой!
Окса с Зоэ обменялись взглядами, в которых смешались удивление и беспокойство. Сидевшая напротив них Драгомира выглядел так, будто ей стало нехорошо. Бледная, с лихорадочно блестящими глазами, она схватила Абакума за руку и судорожно ее сжала.