Книга В сердце моем навсегда - Джо Гудмэн

— Гонорар вы платите адвокатам, Лиза, — ответил он. — А копам вы платите за защиту. Я даже не припомню, когда вы в последний раз оплачивали мои услуги.

Она перестала играть жемчугом и постучала по его груди указательным пальцем. Ее улыбка была сладкой, как мед.

— Это потому, что вы получаете за них натурой.

Доктор мягко отвел ее руку и расправил на груди рубашку, кое-как заправленную в брюки. Поправил подтяжки, потом сунул руки в карманы и качнулся вперед на мысках.

— И будьте этим довольны. Иначе вы бы платили мне чертову уйму денег.

Поскольку он обычно занимал почти на всю ночь одну из ее самых дорогих девиц, миссис Холл считала, что он и так слишком много с нее берет. Но хорошее медицинское обслуживание найти сложно, поэтому она обычно философски относилась к атому обмену услугами.

— Сегодня вы можете сделать выбор по своему вкусу.

— Спокойный вечер?

— Для большинства девушек. Но не для меня. У меня полно дел.

Ему не хотелось выслушивать эту надоевшую историю. Он зевнул и поправил очки.

— Зачем вы за мной посылали? Неужели снова Бет?

Она нетерпеливо махнула рукой. Браслеты зазвенели.

— Нет, не Бет. В сущности, она не из моих девушек, хотя, если подумать, вы могли бы взглянуть на Джейн, раз уж пришли. Думаю, она заболевает.

— Лиза, — нараспев произнес он ее имя скучающим голосом. Его взгляд упал на графин с виски на комоде. — Можно?

— Угощайтесь.

Моррисон налил себе виски, опрокинул его одним махом и снова налил. Потом облокотился о комод и стал катать в ладонях рюмку.

— Уже далеко за полночь, Лиза. Я только что залез в постель, когда ваш человек явился за мной.

Она нахмурилась:

— Я послала его несколько часов назад.

— Я был в операционной. Он разминулся со мной. — Доктор сделал глоток. — У меня самого был трудный вечер. Так что я могу для вас сделать?

Лиза опустилась в мягкое кресло.

— Я вам рассказывала о Харлане Портере.

— Этом хлыще?

Она кивнула:

— О нем самом.

Моррисон Джеймс невольно заинтересовался. За десять лет его визитов в заведение миссис Холл он не мог припомнить ни одного раза, когда бы ему было скучно. Он вздохнул. Очевидно, сегодня вечером его вызвали не по поводу какого-то экстренного случая. В чем бы она ни нуждалась, но в его гонорар входила и плата за учтивость.

— Расскажите-ка мне всю историю, — сказал он, поддаваясь любопытству.

Она ласково улыбнулась:

— Конечно, расскажу…

Он почувствовал, как в нем снова нарастает желание. Девушка свернулась калачиком, прижавшись к нему. Его рука обвила ее талию, а грудь лежала у него в ладони. Он осторожно проник в нее. Она подалась ему навстречу, принимая в себя. Ее ягодицы прижались к его паху. Мужчина приник ртом к ее шее, зарылся в волосы. Он ощущал вкус ее кожи, свежий аромат ее тела заполнил его ноздри, бедра были теплыми. Она повернула голову и нашла его губы. Рот ее был горячим.

Она вся горела, и внутри и снаружи.

— Вот так, — шептал он хрипло и настойчиво. — Двигайся вместе со мной. — Она подчинилась, и ему показалось, что он подчинил себе огонь. — Боже, какая ты сладкая… очень сладкая.

Она принимала его в себя без остатка, и от этого он испытывал почти невыносимое наслаждение, граничащее с болью.

Его рука скользнула между ее бедрами, и пальцы ощупывали, поглаживали, дразнили. Он услышал, как сонный ритм ее дыхания стал быстрым и прерывистым. Едва понимая, что говорит, он подбадривал ее, сдерживая себя до тех пор, пока не почувствовал, как в ней нарастает наслаждение.

— Пожалуйста, — произнесла она, только одно слово, просто пожалуйста. Но она повторяла его снова и снова.

Когда девушка задрожала и обмякла, у него больше не было причин сдерживаться. Он отдал обратно ее жар и огонь, поделился с ней силой своей страсти. На этот раз, когда они обессилели, девушка повернулась к нему и быстро уснула.

Огонек масляной лампы еле горел. Ее профиль вырисовывался на его фоне. Он всмотрелся в ее лицо, в тонкие черты, которые не были красивыми, но все же привлекали к себе внимание, в пряди рыжих волос с проблесками меди и золота, гладкую кожу лица, освещенную отблеском лампы. Его удивило, что хочется всматриваться в нее, что хочется запомнить ее, хотя сперва он собирался всего лишь использовать ее и забыть.

Надо идти, подумал он. В его планы не входило провести всю ночь в борделе. Но она вцепилась в него, как репей в одеяло, и ему не хотелось отрывать ее от себя. Он оставит ей щедрое вознаграждение и ускользнет ранним утром. Ему в тридцать лет не пристало тайком прокрадываться в отцовский дом среди ночи. А так он сможет присоединиться к остальным за завтраком.

Он уснул с циничной улыбкой на губах при мысли о том, какое впечатление произведет, когда войдет с утренней газетой в вечернем костюме.

— Так что же случилось с Харланом? — спросил доктор Джеймс, когда Лиза подошла к концу рассказа.

— Бет его выгнала, размахивая шваброй.

— Правильно сделала, — одобрительно заметил он. — А девушка?

— Она наверху. Я поместила ее в комнату напротив Бет. Она едва могла говорить, конечно, но от испуга ли, из-за болезни, или из-за вреда, причиненного ей Харланом, я не знаю. Вот почему я послала за вами Хаггинса. Она была горячей на ощупь, и я подумала, что немного опия ей не повредит.

— Сколько?

Лиза пожала плечами:

— Обычная доза, полагаю. Вы же знаете, что я не отмеряю его.

— Знаю, что у вас привычка раздавать его щедрыми ложками.

— По крайней мере у меня хватило здравого смысла убрать из ее комнаты спиртное. — Она хихикнула. — Помните, какие дикие глаза были у Бет, когда она их смешала?

— Я помню, она три дня жаловалась на головную боль. — Он поставил рюмку. — Думаю, мне лучше сейчас взглянуть на эту вашу застигнутую бурей сиротку, — сказал он. — Она из тех, кого вы хотите заполучить в свое заведение?

— Я бы хотела, но не думаю, что она согласится. Она могла бы неплохо заработать, оставшись с Харланом, а она ясно дала понять, что не желает иметь с ним дела. — Лиза покачала головой и снова принялась теребить жемчуг. — Я очень опасаюсь, что она забрела на нашу улицу по ошибке.

— Значит, — медленно произнес он, — вы наконец подошли к сути моего визита. Вас беспокоит, что, впустив ее и дом, вы могли нажить себе неприятности.

— Вот именно. Но не отказывайте мне в чувстве сострадания. Я больше опасалась не впустить ее в дом.

Доктор кивнул:

— Вы же знаете, вам не нужно волноваться, что я расскажу об этой ночи… кому бы то ни было. — Он похлопал Лизу по плечу. — Она ведь, может, не такая уж важная персона.