Книга Слезы дракона - Дин Кунц

- Крысы, - прошипел крысолов и вдруг затрясся мелкой дрожью.

Началось!

От ужаса Сэмми словно вмерз в асфальт, не смея двинуть ни рукой, ни ногой.

Дрожь крысолова усилилась. И вскоре превратилась в бешеную тряску. Засаленные волосы его неистово метались по голове, руки дергались, ноги выделывали какие-то судорожные, замысловатые па, а черный плащ развевался и хлопал, словно его трепали порывы взбесившегося ветра, хотя в действительности не было даже маленького дуновения ветерка. Мартовский воздух с того момента, как на аллее появился бродяга-гигант, вдруг, словно по мановению волшебной палочки, прекратил всякое движение, неестественно застыв, будто весь мир превратился в неподвижную сцену снарисованными декорациями, а оба они, Сэмми и бродяга, стали ее единственными живыми актерами.

Заштиленный на рифах асфальта, Сэмми, наконец, с трудом поднялся на ноги. Встать его заставил страх перед бурным потоком когтей, острых зубов и красных глаз, который вот-вот мутной волной вспенится вокруг него.

Под одеждами тело крысолова вздымалось и дергалось, подобно клубку разъяренных гремучих змей в холщовом мешке. А сам он на глазах… распадался. Лицо его таяло и принимало различные очертания, словно некое божество, раскалив его добела, как железо в кузнице, выковывало из него одно чудище за другим, и всякий раз страшнее предыдущего. Исчезли багровые шрамы, змеиные глаза, дикая всклокоченная борода, спутанные волосы и жестокий рот. На какое-то мгновение голова его превратилась в сплошной кусок кровавого мяса, затем в мягкое кашеобразное липкое вещество, красное от крови, буреющее на глазах, темнеющее и обретающее какое-то неясное сияние, словно собачья пища, выброшенная из консервной банки. Еще мгновение - и вещество это загустело, отвердело, и голова перевоплотилась в плотный шар туго прижатых друг к другу крыс с шевелящимися, подобно змеям на голове Медузы Горгоны, хвостами и красными, как кровь, горящими, свирепыми глазками. Там, где из манжет раньше торчали руки, теперь одна за другой высовывались острые мордочки крыс. Хищные мордочки выглядывали и из отверстий для пуговиц разбухшей изнутри рубахи.

Хотя все это Сэмми уже видел и раньше, ему все равно хотелось закричать от ужаса. Но вспухший язык только беспомощно прижимался к сухой гортани, и вместо крика раздавалось какое-то неясное испуганное блеяние. Кричать,однако, все равно было бесполезно. В прошлые встречи со своим мучителем Сэмми орал во все горло, и никто ни разу не пришел к нему на помощь.

Крысолов разлетелся на куски, как хрупкий манекен под неистовым напором ветра. Каждый отдельный кусок его тела, падая на тротуар, тотчас превращался в крысу. Усатые, с мокрыми носами, острыми зубами, издавая пронзительный писк, отвратительные существа налезали друг на друга, и длинные хвосты их, извиваясь, волочились за ними по асфальту. А из рубахи и из брюк выбегали все новые и новые твари, их становилось все больше и больше, гораздо больше, чем могло бы уместиться в его одежде: двадцать, сорок, восемьдесят, больше сотни…

Как надувной матрац, которому придали форму человеческого тела и из которого выпустили воздух, одежда его медленно осела на тротуар, а затем тотчас перевоплотилась.

Сморщенные бугры ее проросли головами, хвостами и другими частями тела грызунов, и то, что еще недавно было крысоловом и его вонючим гардеробом, превратилось теперь в шевелящийся ком серых тварей, гибких и юрких, ползающих и перебегающих друг по дружке с тупым равнодушием, делающим их еще более отталкивающими и омерзительными.

Сэмми с трудом вдыхал в себя явно потяжелевший воздух. Таким он сделался чуть раньше, когда почему-то стих ветер, но теперь, нарушая все естественные законы природы, оцепенение, казалось, охватило и ее более глубокие уровни, изъяв текучесть и подвижность у молекул кислорода и водорода, заставив тем самым загустеть воздух, и требовались огромные усилия, чтобы протолкнуть его в легкие.

Едва последние клочки тела и одежды крысолова распались, превратившись в десятки крыс, как все они разом, в одно мгновение, исчезли. Из живого клубка во все стороны брызнули жирные, с лоснящейся шерстью зверьки, некоторые прочь от Сэмми, другие на него, путаясь у него в ногах, перелезая через его ботинки, окружая его со всех сторон.

Ненавистная живая волна рванулась под тень здании и на пустырь, где либо укрылась в норках под стенами домов и в земле - в норках, которые Сэмми, как ни смотрел, не смог разглядеть, - либо просто испарилась неизвестно куда.

Неожиданный порыв ветра поднял с земли и погнал перед собой мертвые сухие листья и обрывки газет. Со стороны улицы, в которую упиралась аллея, донесся шелест шин и рокот моторов быстро ехавших автомобилей. У уха Сэмми зажужжала пчела.

Он снова мог свободно дышать. Жадно хватая ртом воздух, он ошалело стоял, освещенный ярким полуденным солнцем.

Самое страшное, что все это произошло при ярком солнечном свете, на открытом месте, без дыма, специальных зеркал, хитроумного освещения, без шелковых ниточек, потайных люков и всяких прочих приспособлений балаганного фокусника.

Сегодня утром Сэмми выполз из своего ящика с твердым намерением, несмотря на невыносимую головную боль, начать все сызнова: разжиться, например, бросовыми консервными банками и сдать их в пункт переработки вторичного сырья, а может быть, раздобыть деньги напрямую, прося подать милостыню бедному калеке. И хотя теперь головная боль начала стихать, у него, однако, напрочь пропало желание выйти на люди.

Нетвердо ступая, он вернулся обратно к олеандровому кусту. Ветви его сплошь были усеяны красными цветами. Раздвинув их, Сэмми с опаской уставился на стоящий под ними большой деревянный ящик.

Поднял с земли палку и несколько раз ткнул ею в лохмотья и газеты, застилавшие пол ящика, ожидая увидеть выскакивающих из-под них крыс. Но тех не было и в помине.

Сэмми опустился на колени и вполз в свое убежище. Ветки олеандра скрыли его от непрошенных глаз.

Из небольшой кучки лохмотьев в дальнем углу ящика, где были уложены все его скудные пожитки, он достал нераспечатанную бутылку дешевого бургундского и отвинтил колпачок. Сделал долгий глоток тепловатого вина.

Приткнувшись к деревянной стенке и обеими руками зажав бутылку, Сэм ми попытался выкинуть из головы все, чему только что был свидетелем. В его положении забыть обо всем значило успешно противостоять происходящему с ним.

Он с ежедневными-то заботами едва управлялся. Где же ему было справиться с таким исключительным явлением, как крысолов?

Мозг, вымоченный в энном количестве кокаина, подпеpченный другими наркотиками и настоянный на алкоголе, в пьяном бреду мог порождать целый зоопарк удивительныx существ. Когда же сознание возвращалось к нему и он снова - в который уже раз! - давал себе очередную, клятву больше не пить, воздержание влекло за собой белую горячку, населенную еще более красочной и грозной феерией немыслимых чудищ. Но ни одно из них не шло в сравнение со страшным, будоражившим душу крысоловом.

Он сделал еще один затяжной глоток вина и, не выпуская бутылку из рук, снова прислонился к стенке ящика.