Книга Москитолэнд - Дэвид Арнольд

Он втягивает воздух, поднимает брови и медленно кивает.

– Ты лопух, Ван Бюрен. Лопух.

Еще никогда я не была так довольна результатом разговора и уверена в своей способности управлять гребаным миром.

Уолта мы не разбудили. Во всяком случае, храпит он пуще прежнего.

– Мы только что сводили Уолта к ветеринару, – улыбается Бек.

– Да-а-а-а-а, если честно, он вроде как наш питомец.

Мы смеемся, потому что мы любим, и за следующие полчаса я узнаю множество мелких деталей о Беке: он любит запах книг больше запаха младенцев; он считает, что Билл Пуллман – отстой, зато Билл Пэкстон – шикарен; он любит жареные красные перцы где угодно кроме пиццы; он ненавидит «Rolling Stones», запеканки и озера; он обожает «Beatles», тайскую еду и океаны. И он отличный водитель. На самом деле с такой внимательностью он мог бы занять место рядом с Карлом Л. Джексоном, а это о многом говорит.

Разговор сходит на нет. Я листаю программку «Редс», пытаясь мыслить не фантазиями, а сложными реалиями. Образ Уолта с матерью выжжен в моей голове, и хотя я знаю, что Бек прав (мы должны помочь), но понятия не имею как.

– Она была сексуальная, – бормочет Бек.

Каждая капля крови приливает к моему лицу.

– Кто?

– Мишель.

Я переворачиваю страницу:

– Ага.

Я чувствую, что Бек смотрит на меня, но ничего не говорит. Перелистываю еще одну страницу.

– Ты не согласна? – наконец спрашивает он.

– Конечно согласна. – Еще одна страница. – И по возрасту больше подходит.

Учитывая ливень и храп, тишиной и не пахнет, но по ощущениям в кабине тихо, как в гробу. Душно, неуютно, мы оба погребены под тяжестью слов. Я бросаю программку на приборную панель:

– Ладно. Выкладывай.

– Выкла…

– Что тебе пообещала Клэр?

Не уверена, кто сильнее удивился – Бек или я. Утром, после долгих внутренних дебатов, я все же решила не спрашивать. Но прямо сейчас кто-то должен был открыть рот или мы, скорее всего, задохнулись бы.

– Я знал, что ты там. – Бек пялится на дождь, качает головой. – Увидел открытое окно и просто понял.

– Да-да, ты великолепен и знаешь все на свете. Так что она тебе пообещала?

– Ничего, – шепчет он надломленным голосом. – Но я ей пообещал.

Я не произношу ни слова. Нет нужды. Как учила мама, опрокинь бочонок, а дальше уж яблоки сами справятся.

– Примерно через год после того, как Клэр поселилась у нас, пришло уведомление, что ее отец выходит из тюрьмы. Она была вне себя от счастья. И стала говорить иначе. Например, если мы где-то ужинали, она говорила, что будет скучать по этому место. А если ходили в кино и оно ей нравилось, то «я точно свожу на этот фильм папу». Все вертелось вокруг их с отцом воссоединения. Но проходили дни, и никаких новостей. Потом недели, месяц – ничего. Клэр жила на чемоданах, хотела быть готовой, если вдруг. Но как-то утром в местной газете появилась заметка. Ее отца зарезали во время сделки с наркоторговцами.

– Дерьмо.

– Клэр заперлась в уборной наверху. Рыдания разносились по всему дому. Я взломал дверь и нашел ее лежащей в ванной. Она перерезала запястья.

– Черт, Бек…

– Фигово перерезала, но с тех пор все изменилось. Она сбежала. А три месяца спустя родители развелись.

Из безопасного укрытия солнцезащитных очков я смотрю на дождь и пытаюсь влезть в шкуру Бека. Он годами переживал о той, что при встрече не уделила ему ни минуты. Я представляю, как хмурая Клэр сидит в своем апатичном таунхаусе… сигареты, терапия, лимонад, смыть, повторить… Если ее привычка – королева, то эта королева – настоящий тиран.

– У тебя бывало чувство, будто ты потеряла нечто очень ценное, а потом выяснила, что оно тебе никогда и не принадлежало? – спрашивает Бек.

Я не отвечаю – вопрос того не требует.

– Еще до побега, – продолжает он, – пока Клэр лежала в больнице, я посмотрел ей прямо в глаза и пообещал, что всегда буду рядом. А теперь она меня даже не помнит.

Я узнаю этот тон. «Если б только… если б только… если б только…» Играю ли я в «Если б только»? Игра на все времена. Вот только все подстроено. Победить невозможно. Мысли в стиле «Если-б-только» в итоге приводят лишь к «Все-то-что-могло-случиться-иначе», плавно перетекающему в «Это-все-моя-вина?».

Пятнадцатого февраля мы с папой пошли в кино. Я запомнила точную дату, потому что в кинотеатре висел постер: «День Святого Валентина – два билета по цене одного». После фильма папа настоял на ночном завтраке. Он знал, что я не в силах отказаться. (Завтрак – первая строчка в генном коде Мэлоунов, и нравится мне это или нет, пред лицом яиц и бекона я такая же Мэлоун, как прочие.) Папа предложил пойти во «Френдлис». Я подростково-трагично вздохнула и сказала, что предпочитаю «У Дэнни».

Выбор сделан.

«У Дэнни» нас обслуживала начинающая романистка – болтливая счастливая девица, новичок в индустрии общепита. Папа заказал «Большую Победу» (метафора метафор) и трижды получил добавку кофе. Поскольку он редко пил кофе по вечерам, я удивилась, но промолчала. Мы поели, ушли, и на этом все.

Но позже, когда все встало на места, я начала играть в «Если б только». Если б только я не упомянула «У Дэнни»… Это моя вина, что он встретил Кэти? Может, все могло случиться иначе…

Шах и мат.

Хозяева поля побеждают.

Каждый. Гребаный. Раз.

Бек рулит, блуждая по коварным дорожкам «Если б только», в то время как я ищу правильные слова для ситуации, для которой просто не придумано правильных слов. Скрип дворников, ливень, храп – я все еще в этом черт-его-знает, наверное, оркестре… Дорожной какофонии. И пусть сейчас все сложно, кажется, я все равно счастлива находиться рядом с друзьями. Конечно, я бы с удовольствием поцеловала-обняла-вышла-замуж-за Бека, но пока рада просто быть с ним. Полагаю, порой «быть с» затмевает все остальное.

И вот они.

Правильны слова.

– Ты появился на ее пороге, Бек.

Он начинает плакать. Я поворачиваю голову и здоровым глазом смотрю на безумный дождь.

– Ты появился. И это действительно важно.

Ашленд, штат Огайо

(До цели 61 миля)

33. Персиковые мармеладки

4 сентября, вечер

Дорогая Изабель.

Буду с тобой честна, Из, порой я готова отдать что угодно, лишь бы стать тупой. Не в смысле, что я гений или типа того, и знаю, что это звучит странно, но иногда я думаю о том, как же чудесно быть идиотом. Я б могла целыми днями жевать сырные закуски и толстеть, глядя мыльные оперы и японские спортивные состязания. Боже, порой это так заманчиво. Полагаю, самое лучшее в тупости – безразличие ко всему. Конечно, я и сейчас так могу, но в конце концов из-за безделья начну чувствовать себя собакой.