Книга Письма к императору Александру III, 1881–1894 - Владимир Мещерский

– Денег нет, – отвечал он, ссылаясь на Бунге.

– Грешно это говорить и грешно с этим мириться, – упрекнул я Дурново. – Русскому Царю нужны прежде всего преданные дворяне, а не богатые; деньги должны быть, чтобы помочь дворянству устроить судьбу своих детей в учебных заведениях так, чтобы они не были в обстановке нищих и мещан и семинаристов.

– Я с вами согласен, – ответил И. Н. Дурново, – но убедите в этом Бунге.

23 апреля

Нехорошие известия о здоровье графа [Д. А.] Толстого снова наводят на вопрос: кому быть его преемником? Об этом говорят чуть ли не во всех гостиных. Называют [А. А.] Половцева, называют [А. М.] Дондукова[-Корсакова]; называют [М. Н.] Островского. А сегодня к великой радости моей слышал в чиновничьих толках имя [Ф. Ф.] Трепова. Я говорю: к радости, ибо если кто назвал Трепова, то значит поворот умов должен был в эти последние годы быть весьма значительным. Имя Трепова означает с одной стороны энергию и строго консервативное направление; а с другой стороны Трепова предали и от Трепова отреклись, когда произошел знаменитый скандал Засуличского процесса. В этом-то смысле, совсем независимо от вопроса: сколько вероятия в назначении Трепова министром внутренних дел, я радуюсь тому, что в чиновничьих кружках его называют кандидатом. На мой взгляд это историческое знамение времени, означающее, что умы настолько отошли от недавнего прошлого, что не ужасаются такого резкого проявления антилиберализма.

Всех более «ахов» и «охов» вызывают толки про кандидатуру Половцова. Он лично собою ничего не представляет: когда-то ловкий человек, теперь мешок с деньгами, и больше ничего. Не дай Бог никогда такому человеку стать в положение, от которого будет зависеть судьба многих, а благо России подавно. Он представляет собою, во-первых, Шуваловскую партию, то есть все не русские инстинкты, во-вторых избалованную и, следовательно, необузданную денежную силу. Сила эта растлевающая и вредная, ибо с одной стороны она заключается в связи его денег с известным количеством влиятельных лиц, занявших у него деньги, а с другой стороны в связи со всеми денежными тузами и воротилами, не исключая, разумеется, и жидовских. Затем, как государственная личность, он успел уже достаточно проявить себя весьма узким, личным и нередко мелочным в своих взглядах и чувствах. Слух, пущенный о Половцове, обратно слуху, пущенному о Трепове, – есть печальное знамение времени, как зловещий признак перешедшего к нам из растленного и гнилого Парижа поклонения деньгам. Без Штиглицевских миллионов кто бы произнес имя этого человека!

Про М. Н. Островского вот что говорят. Он государственный человек надежный и способный, это бесспорно; но против него три выставляют пункта: 1) он болезнен и вряд ли справится с работою; 2) он никого и ничего не знает в М[инистерст]ве внутренних дел, так что ему пришлось бы начинать с азбуки в такую минуту, когда на очереди стоят в М[инистерст]ве внутр[енних] дел неотложные важнейшие вопросы, требующие решения, в 3) и это чуть ли не важнейшее, Островский слишком воспитанник бюрократического мира, чтобы справиться с таким трудным, прежде всего живым делом. В М[инистерст]ве государственных имуществ, по отзывам его сослуживцев и подчиненных, – это отсутствие в Островском государственной самобытности и личной инициативы сказывается необыкновенно сильно и наглядно. Не только ни одно назначение, но и ни одно решение по самому маленькому вопросу Островский на себя не принимает без предварительного подчинения себя директору департамента или другому чиновнику. В этих условиях Островский при всей своей высокой честности и даровитости к сожалению не человек борьбы, а между тем пост министра внутренних дел теперь более чем когда-либо требует борьбы с лагерем либеральной оппозиции, и сильной борьбы, для проведения нужных реформ во имя усиления власти и порядка в провинции.

Но кого же тогда желать на место министра внутр[енних] дел? По-моему, опять-таки единственный подходящий к уровню задач его есть К. П. Победоносцев!

Если не суждено ему быть министром юстиции, то отчего не думать о нем как о преемнике графа Толстого. Лишь бы сохранялось за ним и обер-прокурорство Святейшего Синода, которое ни в чьих руках не могло бы быть лучше.

29 апреля

Четыре года назад все честно преданные люди были обрадованы Манифестом о Самодержавии[173], положившим конец всем шатаниям и стремлениям в область либеральной авантюры.

Четыре года спустя сам собою является вопрос: достаточно ли сделано для укрепления Самодержавия?

К сожалению, прошедшее так расшатало весь строй государственной жизни, так все и всех сбило с толку, так извратило все мысли и понятия о главном и важном, что теперь еще далеко до полного торжества принципа Самодержавия во многих сферах государственной жизни.

Кто не приедет из провинции, тот непременно жалуется на недостаток порядка в провинции, а недостаток порядка происходит, по мнению всякого провинциала, от недостатка власти.

И с каждым днем ощущение этого недостатка власти становится сильнее. Сильнее становится потребность в Самодержавии на месте, в провинции.

Там его нет, там царствует полное разновластие.

Губернатор доселе – ничего своею властью не может.

Нет начальника в губернии, и еще менее есть начальник в уезде. Отсюда два последствия: крестьянский быт все сильнее разрушается; помещикам все труднее жить.

Что надо для применения идеи Манифеста 29 апреля к провинции – успело очень ясно высказаться, и в этом отношении приезд из провинции людей с практическим опытом в состав покойной Кахановской комиссии – много помог уяснению вопроса: что надо?

1. Надо усилить власть губернатора и сообразно с этим увеличить его содержание.

Примечание. Одна практическая мера, маленькая по существу, могла бы иметь громадное значение как средство усилить значение губернатора в провинции: постановить, что представление к наградам по всем ведомствам лиц, служащих в провинции, не исключая и судебного (это главное!), должно происходить через губернатора и с присоединением его отзыва. Губернатор тогда возвысится волшебно.

2) Надо назначить начальников уезда, и

3) Надо восстановить старых мировых посредников с предоставлением им дел мировых судей и с подчинением их ведению Министерства внутренних дел.

Все это до зареза нужно, а между тем с болезнью гр. [Д. А.] Толстого все это кануло в море забвения.

Казалось бы, хорошо было бы, если на управляющего Министерством внутренних дел[174] возложено было к осенней сессии нынешнего еще года внести по этим пунктам проект в Госуд[арственный] совет, и предоставить ему для разработки такого проекта пригласить дельнейших губернаторов и людей, как [А. Д.] Пазухин симбирский.