Книга Моя навсегда - Татьяна Веденская

Психологи говорят, что нужно учиться принимать вещи, которые не можешь изменить, и уже само принятие – часть решения проблемы. Что ж, я принимала свою слабость. Я тоже не без греха. Я не могу разлюбить мужа. Я прячу синяки, которые заслужила. Я сложила оружие и покорно жду, когда природа или чей-нибудь здравый смысл решат все за меня.

У моего мужа было собственное понимание греха. Он хотел быть для меня всем, составлять весь мой мир, единственный и неделимый ни с кем. Самым страшным грехом для него было слово «свобода», и мое желание дышать выводило его из себя. Но в остальном Дмитрий был хорошим мужем. Да, хорошим! Это ведь с какой стороны посмотреть. Да, Дмитрий не любил моих подруг, десять раз перекрестился, когда я окончила институт, и, уж конечно, после этого не позволил мне работать. Он держал меня дома, словно шестым чувством каждый раз угадывая мое отсутствие, если я пыталась сорваться со своего короткого поводка.

Но, как формулировала моя мама, позаботился о том, чтобы я ни в чем не нуждалась.

В начале июня я снова потихоньку выскользнула из дома, зная, что муж будет работать до самой ночи. Наконец-то потеплело по-настоящему, май был так себе, ветреный и с грозами. Я не любила грозы – ни в начале, ни в конце мая, и мы встретились с Митей на Пушкинском мосту, чтобы погулять под солнышком. Глоток воздуха.

Когда я пришла, Митька уже был там. Он стоял на открытой площадке и смотрел вниз, на воду – мой «беспечный ангел» в кожаной куртке и высоких ботинках. Я знала, что на его плече – татуировка черепа с крыльями, а под ногтями вечно какая-то чернота от масла. С тех пор, как он поступил в аспирантуру, пришлось отказаться от спутанных длинных волос, но в остальном ничего не изменилось.

Наверное, он почувствовал мой взгляд и повернулся и улыбнулся, серые глаза заискрились, отражая теплые лучи.

– Загораешь? – ухмыльнулась я. – Хочешь быть модным?

– Быть модным – это к тебе, – осклабился Митька, кивнув на мою юбку формы «торшер» и блузку в разномастных квадратах. – Просто Пикассо на мосту.

Мы оба любили мосты, и это состояние, когда ты не там и не тут, висишь «между» и не двигаешься. Я встала рядом с Митей, облокотилась на перила и подставила лицо солнцу. Зажмурилась – перед закрытыми глазами осталась яркая терракотовая полоса. Солнце было ярким и жгучим.

– Слушай, погода-то какая! – сказала я, не открывая глаз. – В прошлом году лето пришло только к июлю, и все равно было сыро. А тут хоть раздевайся и загорай.

– Ну, так и раздевайся, – усмехнулся он, и я открыла глаза, посмотрела на него с деланым возмущением.

Он радостно улыбался.

– Слушай, Митька, это сколько же времени мы с тобой уже знакомы? – спросила я, оттягивая момент, когда нужно будет говорить о действительно важном.

Митька удивленно приподнял бровь.

– Ты говоришь как старушка. Не знаю, лет шесть, наверное? Не так уж и много.

– Да у меня, как у собак, год за семь идет. Такое чувство, что мы знакомы сто лет.

– И все сто лет я тебя не понимаю, – признался он. Я прикусила верхнюю губу и со вниманием натуралиста принялась разглядывать линии на своих ладонях. Тогда он добавил: – Но все сто лет люблю. Чего ты хочешь делать? Хочешь, пойдем в парк?

Его отец гонял меня по парку рядом с нашим домом, выгуливая, как любимую лошадку, – чтобы не застаивалась.

– Нет, не хочу в парк. Хочу покататься.

– Покататься? Да там аттракционы все практически снесли, осталось, кажется, только детское колесо обозрения. Представляю себе, как глупо мы будем там смотреться. С этого колеса можно обозреть разве что соседнее дерево.

– Прокати меня, Митя, – тихо сказала я.

Тут до него дошло, и он замолчал, затем, словно пытаясь что-то сказать, открыл рот, но закрыл и прикрыл рукой. Снова пристально посмотрел на меня.

– Шутишь?

– Ни в коем роде, – покачала головой я, хотя у самой все дрожало внутри.

– Ты же… говорила, что никогда…

– Никогда не говори «никогда», – улыбнулась я. – Так покатаешь? А то я сейчас, к черту, передумаю.

– Так, всем стоять, никому не двигаться, не думать, не передумывать. А ты не могла надеть что-то другое, а? Вот именно сегодня тебе нужно было притащиться в юбке? Ты понимаешь, что это не та одежда.

– У меня все всегда не то и не так, – пожала плечами я.

Но Митька уже схватил меня за руку и потащил к выходу, в духоту закрытой части моста, к эскалатору, по которому мы бежали, перепрыгивая ступеньки – через две на третью. Я думала, уже там свалюсь и раздеру коленки, но нет, все обошлось. Еще чуть-чуть – через сквер к парковке, где стоял он, любимый конь Мити Ласточкина, единственное существо во вселенной, которому Митя хранил верность. Впрочем, оставалась еще я.

– Не передумала? – уточнил он, и я замотала головой.

Митя с жалостью или презрением, я не поняла, посмотрел на мои матерчатые полуботиночки на белой пластиковой подошве, затем стащил с себя кожаную куртку и протянул мне.

– Нет, не надо, – покачала головой я.

– Даже не вздумай возражать. Или не поедем, – сказал он строго.

Я натянула сначала куртку, затем шлем, который был мне велик. Митя затянул его на моей безумной голове, как мог, но все равно я чувствовала себя этаким космонавтом-недоростком, у которого из-за забрала вместо рта торчит нос, а верхний край наезжает на глаза.

– Может, без него?

– Без него пешком ходи, – отрезал Митька. – Значит, садишься за мной, упираешь ноги вот сюда, – он показал, куда упираться, – и держишься за меня изо всех сил, не отпускаешь ни на секунду. Вот тут есть еще ручка, если хочешь, можешь держаться за нее.

– Я буду держаться за тебя, Митя, изо всех сил, – сказала я с улыбкой.

Что-то меня выдало. Митя остановился, замолчал и внимательно посмотрел.

– Ты точно в порядке? – спросил он, и я кивнула со всем возможным энтузиазмом. – Ладно, значит, имей в виду, что, вообще-то, я тебя в такой одежде не должен сажать, но раз уж мы решили, сиди вплотную ко мне, не нужно стесняться или еще как-то пытаться решить эту проблему. Мне плевать, мне важно только, чтобы ты была в полной безопасности. Ты меня слышишь?

– Я никогда тебя не стеснялась, – ответила я. – Может, уже хватит инструктажа? Поехали?

– Нет, не хватит. Имей в виду, мне нужно будет разгоняться и тормозить. Я, конечно, буду потихонечку, но все равно ты должна понимать, что инерция тебя потащит. Держись за меня и реагируй телом. Прижимайся, если я разгоняюсь, сопротивляйся инерции при торможении. Если коротко, повторяй мои движения. Идет?

– Идет.

– Если я склонился в сторону, тоже склоняйся. И не бойся. Я тебя не уроню.

– Я не боюсь, – соврала я. Я боялась – не то слово, я была в ужасе, но мотоцикл тут был ни при чем.