Книга Капитаны в законе - Валерий Елманов

– Во славу божию, – рассеянно добавил Гедимин и, помедлив, добавил: – Злые у твоего Христа служители. У моих богов они куда добрее.

– Злые, – рассеянно подтвердил Сангре, потрясенный страшным известием, еще раз обводя полянку-пепелище тяжелым долгим взглядом. Комок, подступивший к самому горлу, проглотить никак не получалось, и он прошипел Яцко:

– Кубок меда налей! Нет, лучше два, – и когда тот поднес их, Петр протянул второй кунигасу. – Помянем.

Опустошив свой одним махом, Сангре задумчиво протянул, крутя в руке пустой кубок:

– Стало быть, крестоносцы. Ну-ну. А скажи-ка, вы пленных для жертвы Перкунасу по каким-то особым признакам выбираете или как?

Гедимин внимательно посмотрел на него и пожал плечами.

– Чем знатнее пленник, тем лучше. Но не думаю, что мой криве-кривейо воспротивится твоему выбору, если ты сам захочешь отобрать их для жертвенного костра.

– Захочу, – хрипло выдохнул Петр. – Обязательно захочу.

Он хотел было предложить выпить еще по кубку – ярость так и не отпустила – но в этот самый миг как назло к кунигасу из Трок прискакал гонец. Вести, по всей видимости, оказались достаточно серьезные, поскольку кунигас, внимательно вчитавшись в свиток, кисло поморщился и, буркнув, что неотложные дела требуют его скорейшего возвращения, спешно повернул коня обратно.

Сангре был бы весьма удивлен, узнав, что на самом деле грамотка, привезенная гонцом, содержала малозначимый текст прошлогоднего послания от одного из доверенных купцов в Риге. Еще больше он удивился бы, если бы ему сказали, что кунигас вовсе не умеет читать. Просто ему требовался веский предлог удалиться, поскольку изначальная цель Гедимина заключалась в том, чтобы продемонстрировать Петру сгоревшее святилище – место гибели Римгайлы. И теперь он неспешно возвращался обратно в Троки, мысленно хваля хитроумие своего криве-кривейо. Умница Лиздейка предсказал все точно, и ныне у кунигаса не было сомнений, что загадочный испанец не просто согласится, но возьмет замок.

Он припомнил перекошенное от ярости лицо Петра, влажные от подкативших слез глаза, прокушенную до крови губу, его вопрос насчет пленников для костра, и мысленно поправился: «А может, и не один Рагнит»…

Глава 17

Кура и Аракс против Орды…

Стоящий перед Булановым в шелковом цветастом халате и нарядных расписных сафьяновых сапогах вельможа по имени Чобан был хмур. Недоверчивость сквозила во всей его коренастой плотной фигуре, не говоря уж о буравившем Буланова остром взгляде, вырывавшемся, подобно стреле, из-под узких щелочек небольших глаз под тяжелыми веками.

Впрочем, иного Улан и не ожидал. Уж больно опытен был сей вояка, успевший повоевать еще при деде нынешнего падишаха, а также при дяде и отце нынешнего правителя. И не просто повоевать, но сделать нешуточную карьеру, добравшись до должности улусного эмира – одной из наиглавнейших в государстве Хулагуидов. Тут и дураку понятно – дабы достичь таких высот и уберечь голову от различных наветов и оговоров, надо иметь не только способности полководца, но иострый ум.

И он в душе еще раз порадовался тому, что, будучи еще в Твери, не пожалел времени на предварительные беседы с купцами, прибывшими из этих краев. Зато теперь он не просто знал, с кем ему предстоит иметь дело, но и успел достойно подготовиться к разговору. И самое главное – грамоту от имени московского князя Юрия они с Петром после долгого обсуждения адресовали не падишаху, но именно Чобану.

Чтобы добраться до Чобана, Улану, оставившему свою ладью вместе с людьми подле Баку, пришлось затратить полторы недели. Но впустую они не прошли. Во-первых, он успел худо-бедно, но освежить в памяти монгольский язык, который в эти времена изрядно отличался от современного калмыкского. Во-вторых, за время своего путешествия к месту летней откочевки Чобана, он, внимательно оценив местность, сумел окончательно прояснить для самого себя, что он в силах предложить всесильному улусному эмиру.

Первоначальное недоверие Чобана Улана не смущало. Главное, эмир его выслушал. Да, были каверзные вопросы с его стороны. Мол, отчего посланец князя Юрия прибыл без свиты, поскольку сопровождавшие его два воина – оруженосец Вилкас и телохранитель Кантрус – все равно что ничего. И откуда у его князя взялись сведения о готовящемся нападении Узбека? А вот самому Чобану купцы, торгующие в Орде, сообщают иное – хан ведет прежний образ жизни и ныне как и в былые годы неторопливо кочует по степи.

Однако Буланов ответы на эти вопросы заготовил заранее. Дескать, отсутствие сопровождающих вынужденное – миссия-то у него тайная. Сведения же совершенно точные – Узбек поделился ими с князем Юрием еще год назад как со своим родичем, ведь его жена Агафья-Кончака – родная сестра Узбека. Правда, ныне ее нет в живых, но хотя Юрий и не виноват в ее смерти, хан необоснованно виноватит именно его. То есть сейчас его положение резко изменилось и московскому князю весьма обидны несправедливые ханские слова.

– Но почему Чобан должен верить тебе? Ведь Юрий – данник Узбека. И пускай он именует себя господарем всея Руси, ярлык на это княжение вручил ему сам хан, – вопрошал во время первой из встреч толмач, одетый в пестрый, изрядно засаленный халат. Знание языка Улан благоразумно скрыл, да и не столь хорошо он знал его средневековую версию, чтобы говорить без переводчика. – Получается, он, подобно ядовитой змее, кусает своего покровителя. Тогда какая вера может ему быть? Предавший единожды, предаст и в другой раз. И почему князь адресовал грамотку не самому падишаху, но эмиру?

И Улану приходилось вновь и вновь терпеливо пояснять, что как раз верить ему абсолютно не обязательно, ибо настоящий друг познается не на словах, а в делах. Потому Юрий и решил вначале доказать свою искренность и преданность новому союзнику, направив своего посланника к эмиру Чобану и желая внести хоть какой-то вклад, пускай и весьма ничтожный, в его грядущую победу. Кроме того, у московского князя попросту нет возможности предать падишаха.

– Мудрые говорят: самый верный союзник для любого правителя – это тот, кто не имеет общей границы с его государством, – напомнил он. – Между нами ее нет. То, что Узбек ближе к зиме вторгнется в Ширван, мне доказать нечем. Но если прямо сейчас отправить пару верных смышленых купцов в Орду, то по возвращении они непременно расскажут, что на обычной кочевке не бывает такого количества туменов.

Имелся и еще один щекотливый нюанс. Чобану не очень-то понравилось, что Юрий прислал своего посланника в качестве помощника в предстоящей войне. Дескать, не считает ли князь, будто верные слуги властелина всего сущего не в силах сами разбить Узбека?

– В силах, – согласился Улан. – Но речь идет о другом. Согласись, мудрый эмир, что поражение врага и его разгром – не одно и то же. А в интересах князя Юрия, чтоб ты не просто разбил ханские тумены, но уничтожил их полностью, дабы никто не вернулся обратно в степи Дешт-и-кипчак.

– Урусит так ненавидит потомка Батыя?

– Позволь мне быть откровенным с тобой, эмир и пообещай, что ты не повелишь наказать меня за речи, которые могут показаться тебе непочтительными или дерзкими, – попросил Улан и, удостоившись утвердительного кивка Чобана, простодушно заявил: – У любого умного правителя в сердце не должно быть места для таких глупостей, как ненависть, месть, любовь и прочее. Выгода для своего государства – лишь она должна властвовать в его голове. Свою выгоду князь Юрий видит в том, чтоб ни один из воинов хана Узбека, пришедший на земли падишаха, впоследствии никогда не смог прийти на Русь с отточенной саблей в руке.