Книга Адмирал Ушаков - Леонтий Раковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ежели увидит – где-либо концы или раздернутые снасти болтаются, тут и боцману и вахтенному влетит!
– Дядя, а это не он пошел? – перебил вологодский паренек, указывая на тополевую аллею.
От адмиральского дома к пристани быстро шел среднего роста плотный моряк в белом мундире. За ним спешил с узелком матрос.
– Да, он, – в одно слово подтвердили старики.
– Должно, опять поход. Не любит наш Федор Федорович долго на бережку прохлаждаться. Ну, полетят с турка перья! А и нам, ребята, пора за дело: покурили, и хватит! – сказал, вставая, плотничий десятник.
На следующий день после допроса чауша Ушаков вышел с флотом в море искать капудана и его варварийских адмиралов.
12 июля Ушаков увидал весь турецкий флот под зелеными и красными флагами. Показания пленного оказались верными: у капудана было восемнадцать больших кораблей, десять больших линейных фрегатов и семь малых, не считая более двух десятков разных мелких судов.
Несмотря на то что турки значительно превосходили силами, они уклонялись от боя. Ушаков оказался на-ветре, а драться, будучи под ветром, капудан почел бы безумием.
Ушаков бросился в погоню, но опять, как всегда, сказалось преимущество турецких кораблей: они были легче на ходу, и только флагманский 84-пушечный «Рождество Христово» да «Иоанн Предтеча» не отставали от турок.
Остальные суда не могли поспеть и растянулись так, что задние стали едва видны.
Федор Федорович вынужден был дожидаться, когда подойдут остальные.
И тут наступил вечер.
Ушаков рвал и метал: враг снова уходил от него.
В довершение ко всему – засвежело: сильный ветер развел большую волну, трепал корабли.
Еще бой не начался, а уже на кораблях оказались повреждения: на «Св. Павле» сломало бушприт, на бригантине «Климент» надломило фок-мачту.
Приходилось возвращаться в Севастополь для ремонта.
…Только 29 июля Ушаков смог опять выйти в море.
Перед отходом он собрал младших флагманов: командующего авангардом Голенкина и арьергардом – Пустошкина.
– Куда направимся? – спросил своих друзей и верных помощников Федор Федорович. – Я думаю идти к румелийским берегам.
– Скорее всего, Гуссейн там, – согласился Голенкин. – У турок тоже, поди, не без повреждений. Они чинятся где-либо в Варне или Калиакрии.
– Туркам сейчас не до сражений: завтра у них начинается большой праздник – рамазан, – напомнил Пустошкин.
– Вот мы им и устроим праздничек! – потирал руки Федор Федорович.
И Севастопольский флот в трех колоннах направился к румелийским берегам. Отставших судов не было.
Ушаков беспокоился: как-то сложится обстановка? Турецкие адмиралы уже изучили его маневр: бить по флагману.
В первый раз перед ним – опытные мореходцы: девять варварийских адмиралов.
Конечно, придется обрушить главный удар на этого «наездника», Саит-Али.
К Калиакрии подошли в два часа пополудни 31 июля.
Ушаков стоял на шканцах, глядя в зрительную трубу: «Так и есть: у Калиакрии – лес мачт».
С каждым кабельтовом все отчетливее становились знакомые светло-желтые осыпи румелийского берега и ярко выделяющийся среди них темно-красный мыс Калерах-Бурну.
Вон на берегу – батарея. Под ее прикрытием беспечно расположился на обширном рейде весь соединенный турецкий флот капудана. На высоком голом берегу – убогие хатенки. Возле них толпа народа: абордажные команды гуляют. Рамазан в полном разгаре.
А ветер снова у них – дует с берега.
Везет же басурманам!
Что же делать?
На всех русских кораблях сигнальщики напряженно ждали адмиральского приказа.
А адмирал, не отрывая глаз от зрительной трубы, мучительно думал: как лучше поразить сильного врага? Хорошо бы заставить капудана драться без абордажных команд, сразу спутать бы все его расчеты и планы. И вдруг мелькнула мысль: а что, если отрезать турецкий флот от берега?
В морской истории такого еще не бывало… Отрезать можно: можно пройти между берегом и линейными турецкими кораблями, стоящими далеко в море.
Но тут же подумалось: «Ведь это значит подставить себя под два огня? Не под два, а под один – под огонь береговой батареи, – возразил сам себе Федор Федорович. – Если я пройду вдоль берега, турецким кораблям только бы успеть сняться с якоря! Ведь тогда они окажутся под ветром! Турки смешаются. И я поведу бой, как захочу, а не так, как мне навяжет капудан!»
План был готов. Сложный и рискованный, но был. Никаких сомнений больше не оставалось.
– Поставить все возможные! Идти тем же строем! Между берегом и турецким флотом! – приказал Ушаков. Сигнальщики заторопились, передавая такой необычный приказ.
Федор Федорович мельком глянул на матросов и офицеров.
Сосредоточенны, как-то собранны, но веселы.
Смелый ушаковский маневр до них дошел! Одобрен!
Русский флот в трех колоннах неотвратимо мчался на турок. Словно спешил к ним праздновать вместе радостный, веселый рамазан.
Алжирский паша Саит-Али отдыхал у себя в каюте после вчерашней праздничной пирушки у капудан-паши Гуссейна. Он лежал на подушках с кальяном в руке. Июльское солнце чуть спустилось с полудня, и там, наверху, на палубе, было жарко, а здесь, в полутемной каюте, стояла спасительная прохлада. В раскрытые окна с берега доносились звуки зурны и тамбурина и пьяные крики: это гарнизон Калиакрии вместе с матросами праздновал рамазан. На берег еще с утра съехало с турецких кораблей много галионджи.
Весь турецкий флот спокойно стоял на якоре у Калиакрии, против мыса Калерах-Бурну, под защитою береговой батареи. Суда стояли в линии: капудан-паша – мористее, Саит-Али со своей варварийской эскадрой «Красного флага» – ближе к берегу. Опасаться неприятеля не приходилось: турецкий флот занимал выгодную наветренную позицию – ветер дул с берега. Можно было спокойно предаваться удовольствиям шумного праздника.
Саит-Али курил, слушая, как за стеной его слуга-негр и грек-переводчик играют в мангалы[67], и лениво думал о том о сем. Мысли его были далеки от войны: он думал об Алжире, о своих двадцати восьми женах. И задремал.
…Саит-Али проснулся от какого-то крика и шума наверху. Он сурово нахмурил брови: кто там из этих ишаков напился так, что смеет стучать над его головой?
Не успел он спустить ноги на пол, как в каюту с перекошенным от страха лицом вкатился негр.
