Книга Не устал ли Создатель - Наталья Андреева

Пасмурно, дождь

Было уже восемь утра, вновь заморосил мелкий дождик, и Марат понял, что погода в столичном регионе осталась без изменений. От чего уехал, к тому и приехал. Хотя уехал-то он победителем, а теперь оказался с прижатыми к полу лопатками.

Ничего, Элька! Ты еще узнаешь, с кем связалась!

«ГАЗель» жалобно дребезжала на ухабах. Дороги в этой дыре были просто отвратительные! Да и сам городок, куда они вскоре приехали, маленький, грязный. Зелени было много, но вымокшие под дождем деревья выглядели неприглядно.

На окраине городка было спокойно, как в какой-нибудь деревне, и те же звуки: гоготали гуси, кудахтали куры, звенела цепь на ведре, которое опускалось в колодец.

– Притормози, – сказал Марат водителю.

«ГАЗель» рыкнула, чихнула и замерла. Бабка в синем полинявшем платке на голове, достававшая из колодца воду, испуганно уставилась на выпрыгнувшего из кабины молодого мужчину с глубоким порезом на щеке.

– Доброе утро, – попытался улыбнуться он, потом спросил: – Где тут у вас морг?

Старушка охнула и отпустила железную рукоять ворота. Ведро с грохотом упало обратно в колодец. Бабка трижды осенила себя крестным знамением.

Он понял, что вопрос задан неудачно. И, пытаясь исправиться, мягко заговорил:

– Бабушка, вы не так поняли. У меня погибли близкие люди. Недавно была авария неподалеку от вашего городка, и их привезли сюда. Я хочу забрать тела.

Однако старушка по-прежнему испуганно молчала.

И тут из калитки выскочила тетка в резиновых сапогах на босу ногу и накинулась на него с руганью:

– Чего привязались к пожилому человеку! Бабка и так уж на ладан дышит! Чего вам надо, ироды!

– Я только хотел узнать, где тут у вас морг.

– Сгорел вчерась!

– Как это сгорел? – безмерно удивился он.

– А так! Сторож тамошний Мотька опять накидался, отрубился спьяну да окурок-то и не затушил. Изжарил покойничков-то! Устроил клематорий, мать его раз этак! Семь пожарных машин до обеда тушили, да куды там! Одни головешки!

– А трупы? – напряженным голосом спросил он.

– А им уже все одно! – махнула рукой женщина. И, немного успокоившись, охотно пояснила: – Я же тебе говорю: клематорий. Теперича горшки с пеплом будем хоронить. Вот так.

– Что, все сгорели?

– Все, – отрезала она.

– А что говорит милиция? Может, это поджог?

– А вот ты у них и спроси. Иди, бабка, в дом! Малахольный он, разве не видишь? А воду я сама донесу. Ведь говорю же я тебе: не ходи сама по воду, грыжа вывалится…

Причитая, тетка уводила старуху в дом. Марат крикнул им вслед:

– А где живет сторож?

– Мотька, что ль? – обернулась женщина. – А в переулок сверните, который Малый Социалистический. Самая развалюха в нем и есть Мотькина. Алкаш он. Непутевый. Крыша не чинена, забор повалился.

Марат залез обратно в «ГАЗель» и велел парню свернуть в Малый Социалистический переулок.

– Странный ты, – покосился на него водитель. – Ох, и странный! Правда, что ли, родня погибла?

– А зачем еще, по-твоему, мне нужен морг?

– Да кто тебя знает, – опасливо сказал парень.

Самый убогий дом в переулке Малый Социалистический определить было нетрудно. Прочие дома хоть как-то были подлатаны, а эта развалюха накренилась на левый бок, бревна почернели от времени, краска на наличниках давно уже облупилась. Забор был похож на гнилые зубы во рту у заядлого курильщика, который боится ходить к стоматологу: целые штакетины черного цвета едва держались, а меж ними зияли огромные щели да торчали сгнившие пеньки.

«ГАЗель» вновь простуженно чихнула, прежде чем затормозить, рыкнула, крякнула, и Марат, не выдержав, сказал парню:

– Возьми двести баксов и езжай в ремонт. Того и гляди колесо отвалится. Дальше я сам. Мне надо в Москву, а не на тот свет.

– А морг ищешь, – не удержался от ехидства парень. Потом с опаской взял протянутые деньги и, покачав головой, повторил: – Странный ты.

«ГАЗель» уехала, а Марат стал барабанить в калитку, впрочем безрезультатно. Потом толкнул ее ногой и вошел. Отпущенная им калитка повисла на одной петле.

– Эй! Есть кто-нибудь! – крикнул он и прислушался. Ответа не было.

Марат поднялся на крыльцо и долго стучал в дверь, вновь безрезультатно. Толкнулся в нее: не заперта. Пригнувшись, он вошел в сени, огляделся: наполовину пустой мешок картошки, два ведра на шаткой лавочке, в одном плавает деревянный ковш, самоделка. Грязно, неуютно. В углу натекла огромная лужа, а ни вытирать ее, ни латать крышу, похоже, никто не собирается.

– Эй, есть тут кто? – повторил он громко.

И, не дождавшись ответа, вошел в жилую часть дома.

На столе была грязная посуда да пустая бутылка с остатками желтоватой жидкости на дне, на всю избу раздавался громкий храп. Марат пригляделся: хозяин лежал на продавленной кровати навзничь, прямо в одежде.

Он подошел и грубо потряс мужика за плечо:

– Вставай! Слышишь, ты! Живо!

Мужик заворочался, потом нехотя открыл глаза. И тут же их закрыл.

Марат не выдержал, схватил со стола чайник, в котором на дне бултыхалась вода, и плеснул ее в лицо сторожу. Тот хрюкнул, сплюнул и замахал руками.

– Вставай! – скомандовал он снова.

– Ты кто? – тупо спросил мужик.

– Матвей? Сторож морга? – строго спросил Марат.

– Так ты из милиции? – испуганно вытаращил глаза хозяин лачуги. – С-с-с… следователь? Я с-с-с… Счас.

И он сел на кровати, протирая грязными кулаками заспанные глаза.

– Значит, ты Матвей? – уточнил Марат и, взяв табуретку, уселся возле кровати. – Можешь лежать. У меня к тебе пара вопросов.

– Гражданин начальник, не виноват я! – запричитал сторож сгоревшего морга. – Бес попутал! Вот те крест!

– То есть?

– Сам с-с-с… – Сторож испуганно икнул и наконец выговорил: – С-с-сатана!

– Что ты плетешь? Видно, напился вчера до белочки!

– Гражданин начальник, да чтоб я пил на работе! Да никогда! – ударил себя кулаком в грудь Матвей.

– Врешь!

– Ну, маленько. Для храбрости. Ведь народ как думает: сторожить, оно легко. А ну как воры? Ведь кто у них на пути стоит? Я! Матвей Моськин! Я жизнью своей рискую! – И сторож вновь ударил себя кулаком в грудь.

– Чего у вас красть? Покойников?

– Может, кому и покойники нужны, – хитро прищурился мужик.

– Давай рассказывай, как все было, – строго сказал Марат.

– Опохмелиться бы.