Книга Повседневная жизнь Фрейда и его пациентов - Лидия Флем

Когда в 1899 году он увидел в театре пьесу Шницлера «Парацельс» – речь в ней шла о сновидениях, любви, безумии, истине и гипнозе, – то был поражен широтой познаний, которыми обладал автор.

Они жили в одном городе и бывали у общих друзей (у Лу Андреас-Саломе, например). Партнером Фрейда по игре в тарок был младший брат писателя – Юлиус Шницлер, но Артур Шницлер и Фрейд никогда не встречались. По случаю пятидесятилетия психоаналитика они обменялись двумя письмами. Фрейд счел себя польщенным и не скрывал радости и гордости, узнав, что его труды стали источником вдохновения для писателя, которым он восхищался и которому даже завидовал. «Я часто с удивлением задавался вопросом; откуда вы знаете о той или иной не известной другим вещи, до которой сам я дошел только в результате долгих и сложных исследований», – писал Фрейд Шницлеру. После этого обмена письмами между ними вновь установилось молчание.

Множество раз Фрейд обращался в своих работах к произведениям Шницлера. В 1918 году в качестве иллюстрации к «Табу девственности» он использовал его «поучительную сказку» «Судьба барона фон Лейзенборга», а годом позже в статье «Жуткое» (другое название «Чуждое») Фрейд заявил, что обычно он «внимательно прислушивается к словам поэта», но рассказ Шницлера «Пророчество» вызвал у него «чувство неудовлетворенности, своего рода обиду». У него появилось странное ощущение, что с ним обошлись фамильярно. Может быть, его обида на писателя была вызвана тем, что тот очень ловко завел его в те зоны царства страха, где наши вытесненные из сознания суеверия вдруг вылезают наружу?

В 1922 году, поздравляя Шницлера с шестидесятилетием, Фрейд под большим секретом признался ему, что в течение всех этих лет не только не искал с ним встреч, но и избегал их, поскольку «боялся увидеть в нем своего двойника». И добавил: «Это совсем не значит, что мне свойственно отождествлять себя с другим лицом или я не вижу существующей между нами разницы в дарованиях, но, погружаясь в ваши великолепные творения, я, похоже, нахожу в них в поэтическом обличье гипотезы, темы и результаты исследований, которые всегда считал своими собственными». И с горечью подытожил: «Извините меня за то, что впадаю в психоанализ, но ведь ничего другого я не умею делать. Знаю лишь, что с помощью психоанализа невозможно добиться любви к себе». Возможно, в этих словах Фрейда прорвалась та ревность, которую он когда-то испытал, борясь за руку Марты с двумя другими претендентами, музыкантом и художником. «Я думаю, что между артистами и учеными, погруженными в свои исследования, всегда существовала неприязнь. Мы знаем, что искусство вкладывает в руки первых ключ, позволяющий им без труда отмыкать женские сердца, тогда как мы, ученые, в смущении замираем перед этой странной замочной скважиной и вынуждены долго мучиться в поисках подходящего ключа».

Мастер по сбрасыванию покровов, Фрейд не любил говорить о себе. Каждое из своих интимных откровений он окружал тайной и сопровождал множеством стыдливых уверток. Хотя с навестившим его в мае 1934 года итальянским поэтом Джованни Папини он был более разговорчив, чем обычно. Папини весьма удачно и тонко подготовил свой визит, предварительно послав Фрейду подарок в виде мраморной древнегреческой статуэтки, изображавшей Нарцисса, «в знак уважения первооткрывателю нарциссизма». «Ваш приход большая радость для меня, – якобы сказал ему Фрейд, – ведь вы не пациент мой, не коллега, не последователь и не родственник». Поэтому он был с Папини откровенным и признался ему, что стал ученым «по воле обстоятельств, а не по призванию», что душа его всегда рвалась к творчеству, и, если бы не бедность, он непременно стал бы литератором. «С самого детства моим тайным героем был Гете… Всю жизнь я занимался лишь тем, что пытался заставить своих пациентов поступать, как Гете. Исповедь – это освобождение, а именно в этом заключается суть психоаналитического лечения… И все же мне удалось в какой-то мере перехитрить судьбу и осуществить свою мечту: под маской врача я всегда оставался писателем».

Первый визит на Берггассе

Если бы Фрейд был персонажем Шницлера, он вполне мог бы стать героем новеллы под названием «Возвращение на Берггассе». Однажды, – это было еще в период между его помолвкой и свадьбой, – он, молодой ученый, занимавшийся проблемами неврологии и не нашедший еще своего места в жизни, случайно встретился на одной из улиц Вены со своим бывшим одноклассником Генрихом Брауном, будущим деятелем социалистического движения. Когда-то этот последний разбудил у Фрейда интерес к революционным идеям, и под его влиянием наш герой даже собирался поступать на юридический факультет университета, но потом все же переориентировался на медицину. Молодые люди, которые давно не виделись, принялись обмениваться новостями; Генрих показал приятелю фотографию барышни, с которой был помолвлен, а Фрейд рассказал о своей невесте. Друзья вместе отправились в гости к зятю Брауна – лидеру социалистической партии Виктору Адлеру Молодой доктор вспомнил, что однажды в университете поспорил с Адлером и даже грубо обозвал его, готов был вызвать своего оппонента на дуэль, но тот был старше, воспринял все довольно спокойно и не дал конфликту разрастись. Между тем Виктор Адлер уже получил от жизни все то, о чем Фрейд пока только мечтал: добился прочного общественного положения и имел счастливую семью, состоящую из жены и сына. Во время обеда у Виктора, который жил в доме № 19 по Берггассе, Фрейд познакомился с маленьким Фрицем, тому был годик или два. Когда этот ребенок вырос, он прославился не столько как секретарь Третьего Интернационала, сколько как убийца австрийского премьер-министра Штюргка. Попрощавшись с хозяином дома, Фрейд напоследок с завистью окинул взглядом квартиру своего старшего товарища и отправился в городскую больницу Вены, преодолевая крутой подъем улицы, на которой жил Адлер.

Лет десять спустя, движимый непонятными причинами, Зигмунд Фрейд, ставший к тому времени отцом многочисленного семейства, решил снять для себя довольно маленькую и не очень удобную квартиру в доме № 19 по Берггассе. Там витал еще аромат прежних грез. Детская спальня Фридриха была переделана в кабинет Фрейда. Пришел черед нового хозяина дома попытаться изменить этот мир.

Может быть, таким образом Фрейд выражал верность революционным идеям своей юности? Или он верил в то, что жилище может передать его обитателям удачу и счастье тех, кто жил там до них? В любом случае, он прожил в этом доме сорок семь лет, ни разу даже не передвинув мебель.

Венец среди венцев

«Каждое венское кафе, несмотря на гастрономические ароматы, было похоже на платоновскую академию». Именно так Герман Бар описывал на стыке двух столетий Вену, на улицах, в кафе и театрах которой встречались все те, кто строил и перестраивал культурную и интеллектуальную жизнь австрийской столицы.

И не было ничего удивительного в том, что Антон Брукнер давал уроки игры на фортепьяно физику Людвигу Больцману, а философ Брентано был пациентом доктора Йозефа Брейера. Так же как было абсолютно естественным, что в этом городе, породившем в разгуле распада и разложения в немыслимо короткое время самые сумасшедшие новаторские научные и художественные идеи, Фрейд – венец среди венцев – играл в карты с братом Артура Шницлера, жил в квартире, которую до него занимал Виктор Адлер, поддерживал отношения с сестрой философа Людвига Витгенштейна, читал в «Нойе Фрейе Пресс» критические статьи Теодора Герцля, а пьесу последнего «Новое гетто» ходил смотреть в театр. И что среди его пациентов были Герман Свобода – друг Отто Вейнингера, Густав Малер, чьи жалобы психологического характера он слушал с гораздо большим удовольствием, чем его музыкальные произведения, и невестка архитектора Ферстеля. Эта последняя ловко устроила так, чтобы на одном из светских приемов ее представили министру, от которого зависело присвоение Фрейду звания профессора. Она пообещала этому министру – большому ценителю живописи – картину Беклина в обмен на положительное решение, касающееся Фрейда. Позже баронесса Мария Ферстель взяла за правило приглашать детей Фрейда на праздник, который она устраивала под Рождество, а однажды пригласила в свою ложу в Бургтеатре двух старших детей психоаналитика на спектакль «Вильгельм Телль».