Книга 1917. Разгадка «русской» революции - Николай Стариков

От эшафота до ордена один шаг — вопрос только во времени всплытия на поверхность политической махинации. Поэтому и сдавали свое собственное наступление «союзные» дипломаты и разведчики врагу. Политикам так тоже проще: наступление захлебнулось, дальше наступать нельзя. Объяснение для общественности, почему так печально все завершилось, уже готово — ошибочно перенесли сроки наступления. Дальнейший полный покой на Западном фронте, который должны были в свою очередь гарантировать немцы, — это миллионы спасенных, не убитых и не изувеченных ваших соотечественников. Отбитое ваше наступление — десятки тысяч погибших. Арифметика простая. Экономия человеческих жизней колоссальная. Потому и идут политики на такую низость, как продажа своего «союзника» врагу. Поэтому и предают своих собственных солдат, идущих в атаку, чтобы спасти огромное число других своих бойцов!

(Для справки: в «бойне Нивеля» французы потеряли убитыми и ранеными 180 тысяч человек, англичане — 160 тысяч человек; погибли 5183 русских солдата, также участвовавших в наступлении. Но и немцы не досчитались 238 тысяч солдат.)[209]

Как мы помним, «союзники» обещали немцам больше серьезных наступательных действий не вести. Запустив механизм разрушения России, подкинув немцам эту идею, дальше надо просто сидеть тихо и ждать, пока немцы будут громить русских.

Так и будет! Военный министр Франции Пенлеве прямо с трибуны парламента (!), словно еще раз убеждая немцев не беспокоиться ни о чем, официально заявит, что французская армия на лето и осень не намерена предпринимать сколько-нибудь серьезных наступательных операций.[210] Услышав это, германское командование направляет на восток еще шесть отборных дивизий. Но ведь просто верить тому, что говорят во французском парламенте немцам, нельзя, как нельзя и убирать с Западного фронта войска. Наступление «союзников» отбито, но на дворе только апрель, впереди еще столько времени, годного для решительных атак. Русского наступления бояться надо меньше — их армия ослаблена революцией, а вот англичане и французы могут еще наступать и наступать. А немцы совершенно нелогично перебрасывают войска с запада на восток. Почему?

Есть хорошее старое правило: если чьи-то действия вам кажутся противоречащими логике, возможно, что вы просто хуже информированы. В Берлине знают, что о спокойствии на Западном фронте они договорились, что отбитое «союзное» наступление не повторится. Вот они спокойно и перебрасывают войска на русский фронт, выполняя свои обязательства перед англичанами и французами и готовясь бить исключительно нас.

Но вернемся к действиям Временного правительства. Русская армия развалена, дисциплина равна нулю. Им бы сидеть тихо да потихоньку армию приводить в чувство. Так нет же! Из поражения, постигшего французов и англичан, оно сделало весьма любопытный вывод. Временное правительство… говорит, что русские будут наступать. Наступать, невзирая ни на что. Помогать «союзникам»…

Ничем, кроме поражения для русских войск, наше наступ ление закончиться не могло. Оно и закончилось поражением, окончательным разочарованием солдат в правительстве и большевистским переворотом. Вот и получается: военные неудачи — отличная пища для революционного брожения, а «дрожжи» — Ленин и компания — уже доставлены на место. Но вдруг неукротимой энергии и гениальной решимости Владимира Ильича не хватит, чтобы взорвать огромную Россию? Дрогнет рука, и он ошибется. «Союзники» так скрупулезно и тщательно готовили уничтожение России, что и на этот случай у них был запасной вариант. «Дрожжи» будущей социалистической революции перебрасывались в Россию буквально со всего мира.

Мало ленинского примера, давайте проследим поездку на родину другого борца за народное счастье Льва Давыдовича Троцкого (Бронштейна). Путь этот был еще более долгим и тернистым. Все дело в том, что Троцкий с Бухариным в феврале 1917 года находились в Нью-Йорке, где редактировали радикальную газету «Новый мир». Оказался там Лев Давыдович не совсем добровольно. В 1916 году, за год до русской революции, интернационалист Троцкий был выслан из Франции и вежливо препровожден французской полицией через испанскую границу. Там он тоже не задержался: через несколько дней мадридская полиция арестовала будущего основателя Красной армии. После чего Троцкий был перевезен в Кадис, затем в Барселону, чтобы в конце концов быть посаженным на борт парохода «Монсеррат» Испанской трансатлантической компании. На нем Лев Давыдович вместе с семьей пересек Атлантику и в январе 1917 года высадился в Нью-Йорке.

Вслед за ним и другие его последователи пересекли океан. Когда мы оцениваем вклад Троцкого в мировую революцию, не стоит забывать, что фигура эта по своему значению практически ни в чем не уступает Ленину. Оба были прекрасными ораторами и публицистами. Оба много теоретизировали. У обоих были свои последователи, а поклонники Льва Давыдовича были даже много активнее на мировой арене. Группа троцкистов в Мексике приобрела такое влияние, что даже написала там конституцию для революционного правительства Венустиано Каррансы все в том же 1917 году. Таким образом, эта страна первой в мире получило правительство, которое приняло конституцию советского типа. Именно в Мексику и убежит потом из СССР Лев Давыдович и будет там жить, пока сталинский агент Меркадер не проломит ему череп ледорубом.

Как Троцкий, знавший только немецкий и русский языки, выжил в капиталистической Америке? Судя по его книге «Моя жизнь», его единственной профессией в Нью-Йорке была профессия революционера. Ну что ж, видимо, эта профессия в капиталистической Америке ценилась высоко, потому что, особо не бедствуя, Троцкий дождался там неожиданно свершившегося Февраля. Причем приятные экономические «чудеса» случались с Львом Давыдовичем постоянно и в большом количестве. Вступая на борт парохода «Монсеррат», плывущего в столицу США, Троцкий жалуется в письме, что у него остается только 40 песет. А потом «вдруг» покупает дорогие билеты на рейс через Атлантику и, прибывая в Нью-Йорк, предъявляет таможенную декларацию, в которой указана круглая для того времени сумма — $500 (примерно $10 000 сегодня). Получается не жизнь, а сказка: «…Он сходит на берег в стране, где никогда не бывал, при этом Троцкий не знает английского, заработанное за три месяца революционер раздаст, но жить будет в фешенебельном тогда районе… На съемной квартире у Троцкого будет холодильник и телефон — это атрибуты роскоши того времени, впрочем, как и личный автомобиль с водителем. Кто финансирует Троцкого?»[211]

И действительно, кто? Неужели опять «партийные товарищи» на свои взносы?

Но революцию нужно делать. Она без своих героев ведь может и не состояться, поэтому через три месяца Лев Давыдович, как и Ленин, засобирался на родину. Между поездками двух будущих главных вождей революции на родину есть большие различия, но в главных моментах совпадения поистине удивительны. Как и Владимир Ильич, Лев Давыдович получил от русского консула в Нью-Йорке все необходимые документы на въезд в Россию.[212]