Книга Как Китай стал капиталистическим - Нин Ван

Экономическая реформа и политика открытых дверей в Китае всегда были взаимосвязаны, при этом одна поддерживала Другую. Во время «тяньаньмыньской интерлюдии» китайское руководство сохраняло курс на открытость страны внешнему миру, хотя одни реформы оно заморозило, а другие повернуло вспять. 9 июня 1989 года Дэн Сяопин предупредил китайских лидеров:

Очень важмо, чтобы Китай никогда, не превратился снова в страну за закрытыми дверями Политика закрытых дверей совершенно для нас невыгодна; мы лишимся даже быстрого доступа к информации. Говорят, информация очень важна, не правда ли? Конечно, важна. Если руководитель не имеет доступа к информации, его можно сравнить с подслеповатым, глуховатым человеком с забитым, носом. И ни в коем, случае нельзя возвращаться к старой практике жесткого регулирования экономики (Deng Xiaoping 1975–1992 III).

Неделю спустя, 16 июня, встречаясь с новыми членами Центрального комитета КПК, Дэн Сяопин сказал:

[Государственный совет] должен принять дополнительные меры, чтобы облегчить проведение реформ и открыть страму внешнему жиру. Следует основать совместные предприятия с участиям, иностранного капитала и разрешить регионам создавать зоны промышленного развития. Если мы будем привлекать больше иностранного капитала, он, несомненно, принесет пользу иностранным бизнесменам, но ведь и мы в конце концов выиграем от этого. Например, мы сможем собирать налоги, предлагать услуги специалистов предприятиям с иностранным капиталом и создавать свои собственные прибыльные предприятия. Каша экономика почувствует себя гораздо бодрее. Поскольку иностранцы боятся, что мы снова захлопнем двери, мы должны продемонстрировать, что наша политика реформ, υ, открытости внешнему миру не изменится, а будет и дальше претворяться в жизнь» (Ibid).

28 ноября 1990 года, обращаясь к собранию в честь 10-й годовщины образования особых экономических зон в Шэньчжэне, генеральный секретарь ЦК КПК Цзян Цзэминь подтвердил социалистическую ориентацию преобразований: «Наша реформа призвана улучшить и развить социалистическую систему устранить различные структурные недостатки, доставшиеся в наследство от прошлого, и выявить превосходство социализма»[158]. Цзян также упомянул о приверженности Китая политике открытых дверей:

Паши усилия в области политики открытости внешнему миру направлены на то, чтобы активно развивать внешнеэкономическое и техническое сотрудничество и обмен; перенимать передовые технологии, научные методы управления и прогрессивные культурные достижения, других страм, включая, капиталистические развитые страны: противостоять разлагающему влиянию отрицательных и коррумпированных элементов в капиталистическом обществе и одновременно наследовать и развивать прекрасные идеологические, моральные и культурные традиции китайского народа[159].

Как ни парадоксально, Цзян Цзэминь заговорил о превосходстве социалистической системы не где-нибудь, а в Шэньчжэне, который стал площадкой для экспериментов по применению капиталистических методов в целях спасения социализма. К счастью,

Цзян смог найти оправдание для проведения этого эксперимента и порадоваться его успехам на том основании, что Шэньчжэнь был для Китая проводником современной науки, техники и способов управления – или, по его словам, находился «в авангарде реформ и открытости внешнему миру». В своем выступлении Цзян Цзэминь подтвердил, что «открытость внешнему миру является долгосрочной, базовой целью нашей страны. Цель эта не изменится»[160]. Во времена, когда в Пекине публично осуждали и всячески поносили рыночные реформы, Шэньчжэню, к счастью, разрешили продолжать эксперимент и проводить политику открытых дверей.

Раздельное восприятие экономической реформы и политики открытости оказалось на тот момент только на руку последней: слишком много вопросов вызывала реформа у блюстителей чистоты социализма. Политику открытых дверей воспринимали менее болезненно, а потому она не подвергалась нападкам. Даже самые ярые приверженцы социализма не сомневались в том, что Китаю полезно будет познакомиться с последними достижениями западной науки и современными технологиями, а также получить доступ к западному капиталу. Следует также отметить, что Цзян Цзэминь отказался от пропагандируемого Мао огульного отрицания китайского наследия. Он подчеркнул, что «в деле распространения социалистической материальной и духовной цивилизации» Китаю важно «наследовать и развивать прекрасные идеологические, моральные и культурные традиции китайского народа», а также «перенимать передовые технологии, научные методы управления и прогрессивные культурные достижения других стран, включая капиталистические развитые страны»[161]. Начиная с 1990-х годов верность Китая социализму перестала означать отсутствие знаний о внешнем мире или отказ от собственной многовековой истории, как было на протяжении большей части правления Мао, особенно во время «культурной революции».

Продолжение политики открытых дверей в конце 1980-х – начале 1990-х годов оградило некоторую часть реформ как от пагубного влияния программы жесткой экономии, так и от политической неопределенности. Самым важным результатом политики открытости в начале 1990-х было создание зоны развития Пудун в Шанхае в апреле 1990 года. С этого началось возрождение

Шанхая как финансового и делового центра (Peng Shen, Ohen Li 2008: 353–356). Спустя два года, в 1992-м, Государственный совет одобрил строительство Нового района Пудун. 8а 10 лет Пудун превратился в витрину достижений китайской экономической модернизации. Еще в начале 1990-х годов район Пудун, отделенный от Шанхая рекой Хуанпу, представлял собой бескрайние рисовые поля. Созданный по модели Шэньчжэня Пудун стал главным показателем политики открытости 1990-х годов. Если Шэньчжэнь был символом «открытого» Китая в 1980-х годах, то в 1990-х лидерство перехватил Пудун. Дельта реки Янцзы вокруг Шанхая быстро сравнялась по своему значению с дельтой Жемчужной реки на юго-востоке Китая, став еще одним, вторым, мотором экономического роста.

3

19 декабря 1990 года в Шанхае произошло другое важное событие – официальное открытие Шанхайской фондовой биржи (Ibid., 360–364). Подготовка к нему заняла более года; работы шли в условиях политической неопределенности. Торговля акциями и облигациями считалась символом капитализма и долгое время была под запретом. В середине 1980-х некоторые государственные предприятия превратились в акционерные общества (один из вариантов реформирования предприятий). Они использовали новый способ привлечения капитала – через продажу облигаций и неторгуемых акций сотрудникам и на фондовой бирже. Первая площадка для вторичного предложения акций и облигаций открылась в экспериментальных целях в августе 1986 года в городе Шэньян на северо-востоке Китая, который в дореформенные времена имел сильную промышленную базу: в нем работало множество государственных предприятий (Ibid., 254–259). Биржевой офис в Шэньяне стал платформой, на которой сотрудники государственных предприятий могли продать свои акции и облигации. Хотя деятельность этого учреждения была весьма скромной по масштабам, а инфраструктура – весьма примитивной, первая попытка эксперимента с вторичным рынком акций и облигаций привлекла большое внимание общественности и, в частности, иностранных СМИ. Спустя три месяца, в конце сентября, в Шанхае открылся еще один офис. Когда Джон Фелан, председатель Нью-Йоркской фондовой биржи, в ноябре 1986 года приехал в Пекин на конференцию, организованную Народным банком Китая, он, встретившись с Дэн Сяопином, настоял на том, чтобы посетить шанхайский биржевой офис, представлявший собой комнату площадью 12 квадратных метров (Ibid., 256–258)[162].