Книга Исторические здания Петербурга. Прошлое и современность. Адреса и обитатели - Андрей Гусаров

Здание не лишено некоторых мотивов, присущих постройками в стиле модерн, к которым можно отнести часть декоративного убранства фасадов, парадные двери и отделку интерьеров. Витражи, сохранившиеся в доме, являются ярким памятником витражного искусства начала XX столетия.

Внутри дома сохранилась историческая отделка части помещений, скульптурное убранство, настенная живопись, камины и изразцовые голландские печи, а также оригинальные перила ограждения парадной лестницы.

С улицы жильцы и гости дома И. И. Дернова попадали в большой вестибюль, где их встречал швейцар в ливрее. Поэт и переводчик Владимир Пяст писал в книге воспоминаний: «У огромного импозантного швейцара Павла, – из числа тех классических швейцаров в ливрее прежних времен, которые еще даже после 1905 года не перевелись в „лучших домах“ Петербурга с подъездами, и который стоял чуть ли не с булавой в подъезде дома на Таврической, впуская в полночь гостей на „башню“, – а в пиджачке и калошах на босу ногу выпускал под утро их оттуда, безропотно принимая ничтожную мзду из многих студенческих и богемных рук за бужение в неурочный час, – у этого Павла было, как полагается для подлестничных жильцов, несметное количество детей».[83]

Для удобства жильцов в доме установили лифт, но он поднимался только до четвертого этажа, так что жильцам пятого этажа и мансарды приходилось далее идти пешком. Знаменитая квартира В. И. Иванова (№ 23) находилась в башне в мансарде, и со временем эту часть дома стали называть «Башней Иванова». О жизни в доме писала в своих воспоминаниях дочь поэта Лидия: «Дом на Таврической находился на углу Тверской улицы. Форма дома была особенная: его угол был построен в виде башни. Половину этой башни образовали внешние стены, с большими окнами, а другая половина состояла из внутренней части квартир. Над башней возвышался купол, и туда можно было с опаской заходить, чтобы любоваться чудным видом на город, на Неву и окрестности. Я часто туда отправлялась, а изредка даже и Вячеслав с гостями. В квартирах под нами башня представляла собой большой круглый зал (на одном этаже там была школа танцев Знаменских, на другом – общественная читальня). В нашей квартире этот зал был разделен на три маленькие комнаты с крошечной темной передней. Форма комнат была причудливая, так как это были разрезы круга. В каждой комнате было очень большое окно с видом на море макушек деревьев Таврического сада. Отец поселился в средней комнате башни. Наша квартира на пятом этаже была скромная. Кроме башни, все комнаты имели маленькие мансардные окна».[84]

В. И. Иванов

Литературно-философские вечера проходили в квартире В. И. Иванова и его супруги Лидии Дмитриевны Зиновьевой-Аннибал по средам («Ивановские среды»). Первая такая встреча прошла 7 сентября 1905 г., вторая – через неделю. Поначалу среды посещал ограниченный круг, но довольно быстро число участников выросло до 30–40 человек. Посиделки начинались после 11 часов вечера, причем почти сразу решили учредить должность председателя вечера. Знаменитого философа Николая Александровича Бердяева выбирали на эту должность чаще всех остальных.

Лидия Вячеславовна Иванова вспоминала: «Сколько народу перебывало на Башне! Гости и друзья не только приходили, но даже останавливались: кто на два-три дня, кто и надолго. Некоторые московские друзья и не предупреждали, а прямо ехали к нам с чемоданами. Уже стало не хватать двух квартир, созданных при маме. Пришлось проломить стену и вставить дверь, присоединяющую еще к нам и третью квартиру. Она выходила окнами на Таврическую и имела три маленькие комнаты и отдельный вход с другой лестницы. В последние годы в ней жил Кузмин. За обедом всегда сидело человек восемь-девять или больше. И обед затягивался, самовар не переставал работать до поздней ночи. Кто только не сиживал у нас за столом! Крупные писатели, поэты, философы, художники, актеры, музыканты, профессора, студенты, начинающие поэты, оккультисты; люди полусумасшедшие на самом деле и другие, выкидывающие что-то для оригинальности; декаденты, экзальтированные дамы. Вспоминаю одну, которая приходила к Вячеславу, упрямо приглашала его к себе на какой-то островок, где у нее был дом. Она хотела, чтобы он помог ей родить сверхчеловека. Говорили, что она обходила многих знаменитых людей с этим предложением. Разговоры были очень оживленные и обыкновенно мне непонятные. Я раз сбегала на кухню поболтать с Матрешей (прислуга Ивановых. – А. Г.), а она говорит: „Странно! Говорят по-русски? А ничего нельзя понять!“».[85]

Художник М. В. Добужинский вспоминал: «Гости на „средах“ оставались иногда до раннего утра. Лидия Дмитриевна, любившая хитоны и пеплумы, красные и белые, предпочитала диванам и креслам ковры, на которых среди подушек многие группировались и возлежали. Помню, так было при приезде Брюсова, который, сидя на ковре в наполеоновской позе, читал свои зловещие стихи, и свет был притушен».[86]

Об этих встречах позднее вспоминал и Корней Иванович Чуковский: «Читал он (А. А. Блок. – А. Г.) ее (стихотворение „Незнакомка“. – А. Г.) на крыше знаменитой башни Вячеслава Иванова, поэта-символиста, у которого каждую среду собирался для всенощного бдения весь артистический Петербург. Из башни был выход на пологую крышу, и в белую петербургскую ночь мы, художники, поэты, артисты, опьяненные стихами и вином – а стихами опьянялись тогда, как вином, – вышли под белесое небо, и Блок, медлительный, внешне спокойный, молодой, загорелый (он всегда загорал уже ранней весной), взобрался на большую железную раму, соединявшую провода телефонов, и по нашей неотступной мольбе уже в третий, в четвертый раз прочитал эту бессмертную балладу своим сдержанным, глухим, монотонным, безвольным, трагическим голосом. И мы, впитывая в себя ее гениальную звукопись, уже заранее страдали, что сейчас ее очарование кончится, а нам хотелось, чтобы оно длилось часами, и вдруг, едва только произнес он последнее слово, из Таврического сада, который был тут же, внизу, какой-то воздушной волной донеслось до нас многоголосое соловьиное пение».[87]

В Башне Иванова. В центре – В. И. Иванов, справа – М. А. Кузмин