Книга Куриный бульон для души. 101 история для мам. О радости, вдохновении и счастье материнства - Марк Виктор Хансен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас я заканчиваю колледж и часто думаю о словах моей бабушки. Я надеюсь, что она до сих пор была бы горда мной. Я поражена, с какой добротой и терпением она помогла мне преодолеть трудности детства и обрести мир в душе. Это случилось весной, и, словно тюльпаны в саду, мы, ее отпрыски, до сих пор цветем энтузиазмом. И я продолжаю работать так, чтобы она никогда не была разочарована.
День накануне рождения моего сына мне не забыть никогда. Моя мать находилась в больнице: восстанавливалась после инсульта, парализовавшего ее левую сторону и нарушившего речь. Каждый день мы с сестрой приходили к ней, чтобы поддержать и попытаться вернуть ей речь. Доктор считал, она заговорит, только когда ей будет что сказать.
В тот день мама пыталась кое-что произнести. Ее взгляд был направлен на меня, а потом на дверь. Она пыталась сформировать слова, и ее разум разрывался, но рот отказывался содействовать. Я обняла ее, и мы вместе заплакали. Я знала, она беспокоится обо мне и хочет, чтобы я шла домой, но я также знала, что ребенок родится через месяц, и хотела остаться с ней. На самом деле нам не нужно было слов для общения, но хотя бы одно мамино слово дало бы нам столько надежды.
– Я завтра вернусь, – наконец сказала я, помахала ей рукой и вышла из палаты.
Я видела, как она покачала головой, словно говорила: «Оставайся дома и отдыхай».
Мама была права. Мне следовало отдыхать. Семь часов спустя я оказалась в палате интенсивной терапии той же больницы. Доктора сказали, что у меня предлежание плаценты. Все, что я знала, – это что мы с ребенком в опасности.
Благодаря Богу и докторам я лежала в палате этажом выше, и у меня был красивый маленький мальчик на руках. Разглядывая его, я пыталась подобрать ему имя. Имя очень важно. Имя должно обладать историей, которой бы гордился ребенок. Имя должно уходить корнями во что-то значимое. Но в тот момент я была слишком вымотана кесаревым сечением, которое оказалось единственным правильным решением в моей ситуации.
У нашего старшего сына было имя отца, Дэниэл. У среднего – второе имя отца, Майкл. К сожалению, у Дэна больше не осталось имен. Дочь мы назвали в честь самого красивого графства Ирландии, Кэрри. Все другие имена семьи были по два или три раза заимствованы многими из наших племянников. Мой дядя сказал, что Финбар был святым покровителем нашей семьи, но я полагала, что Финбару Райану пришлось бы научиться защищать себя еще до того, как он научится ходить.
Имя очень важно. Имя должно обладать историей, которой бы гордился ребенок.
Время истекало, и медсестры давили на меня. Как вдруг у меня появилась идея. Я позвала медсестру и попросила ее отнести вниз, на третий этаж, записку для моей матери: Мама, это мальчик. Дашь ему имя? С любовью, Кэти.
Весь день я ждала ответа. Каждый раз, укачивая ребенка на руках, я шептала: «Скоро у тебя будет имя». Потом я начинала думать о маме, и мои глаза наполнялись слезами. Мне так хотелось быть рядом с ней. Неожиданно я увидела медсестру, стоявшую в дверном проеме и хитро смотревшую на меня.
Она взяла ребенка и прошептала: «Шшш».
Чувствуя волнение, я спросила:
– Что происходит?
Она подошла, усадила меня в кресло-каталку, продолжая молчать. Другая медсестра взяла ребенка и отнесла в детское отделение. Меня катили вниз по темному коридору. Там, напротив детского отделения, стояли Дэн и моя мать, у которой на лице была самая широкая кривая улыбка на свете.
– Мама, – позвала я, с наворачивающимися слезами.
Это был ее первый спуск с третьего этажа. Молчание затянулось. Вдруг мама подняла левую руку и указала на окно детского отделения, к которому в этот момент поднесли моего ребенка.
С огромным трудом, очень медленно она произнесла:
– Питер. Нам… нужна… скала…
Всем, чего я достиг, я обязан своей матери.
Мы надеемся оставить нашим детям две вечные вещи в наследство.
Первая – это корни; вторая – это крылья.
Мама позвала меня, с силой схватив рукой за подбородок. Это означало, что она требует внимания. Я стала отходить ото сна и поняла, что уже почти полночь. Выражение лица у нее было суровым.
– Мэри, – сказала она, – где твоя домашняя работа?
И потом я вспомнила. Я не выполнила задание. Я оставила недоделанную работу на кухонном столе, там, где ее точно увидела бы мама, вернувшись с последней из трех своих работ.
– О, мама, я заснула, – прошептала я.
– Что ж, тебе лучше встать и закончить работу. Учеба превыше всего! – сказала она, отпуская наконец мой подбородок.
Я вытащила себя из постели, нашла книги и тетради и настроилась закончить работу. Как только я сделала это, во мне поднялось обжигающее чувство несправедливости. Почему я? Почему мама всегда выделяет меня? Почему она так строга ко мне?
Но с мамой невозможно спорить. Ты только слушаешься. Я закончила работу и отдала ей на проверку. К тому времени она уже дремала в кресле-качалке, утомленная рабочим днем, который начинался до восхода солнца.
