Книга Как мы предавали Сталина - Михаил Тухачевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что несмотря на внешнее обилие публикаций вопросов все больше. Чтобы ответить на них, нужен доступ ко всем материалам. Казалось бы: так долго твердили о необходимости их рассекречивания. Так рассекретьте, наконец! Ан нет. Видимо в тех материалах есть какие-то большие загадки».
Из всех, кто когда-либо получал доступ к материалам суда, пожалуй, лишь Алкснис публично признался, что в свете архивных документов расхожие представления о невиновности Тухачевского и других военачальников оказываются неосновательными. По-видимому, прав Виктор Имантович в своей оценке того, почему – в силу «каких-то больших загадок» – столь давнее, хотя и очень громкое дело власти продолжают хранить под спудом.
Стенограмму Алкснис изучал в 1990-м, а его интервью «Элементам» вышло в номере журнала за 1993 г. Поэтому 13 августа 2000 г. один из авторов этой публикации (Бобров) обратился лично к Алкснису, чтобы получить его разъяснения, что называется, из первых уст. Ниже цитируются фрагменты расшифровки сделанной тогда же аудиозаписи.
«Алкснис: Полистав стенограмму, у меня появилось больше вопросов, чем я получил ответов. Я вынес впечатление, что, очевидно, заговор существовал в действительности. Беда в том, что если в 1937 году считалось, что осужденные тогда – это «враги народа», то после 1985 года все стали невиновными. А я думаю, что была и оппозиция, в том числе и Сталину…
Но вот что меня насторожило: в стенограмме есть моменты, которые свидетельствуют об искренности заявлений, – как бы кто ни говорил, что процесс был организованным спектаклем, что с подсудимыми специально работали для дачи нужных показаний.
Ну, представьте: скажем, Тухачевский рассказывает о встрече с военным атташе Германии на подмосковной даче.
Вопрос: Кестрингом?
Алкснис: Я сейчас уже не помню фамилию. И в этот момент вдруг вмешивается Примаков и говорит: «Михаил Николаевич, вы ошиблись. Эта встреча состоялась не в вашем кабинете на даче, а на веранде». Я так понимаю, что невозможно было бы срежиссировать все так, чтобы Тухачевский говорил именно об этом и чтобы Примаков сделал такое уточнение.
Вопрос: Хорошо, а были ли какие-то обстоятельства, заставляющие думать, что процесс был все-таки срежиссирован?
Алкснис: Нет, так срежиссировать процесс, как он изложен в стенограмме, нельзя.
Вопрос: То есть вы хотите сказать, что, просмотрев стенограмму, вы в ней не обнаружили никаких следов какой-то режиссуры?
Алкснис: Да. Да. Да. Причем все каются, и когда в своем последнем слове все признают свою вину, что они были участниками заговора (зная, что за этим последует, что их ждет расстрел), то невозможно представить, чтобы всех их заставили сделать такие признания и заявления».
* * *
Продолжая, полковник Алкснис дал понять, что в отличие от этих подсудимых показания его деда, командарма 2-го ранга, арестованного в разгул «ежовщины» – 28 ноября 1937 г., носили вынужденный характер. Что явствует из материалов архивного дела Якова Ивановича, которое, по мнению внука командарма, было сфабриковано.
Затем беседа вновь вернулась к стенограмме процесса над Тухачевским:
«Вопрос: Какой был главный пункт обвинения заговорщиков?
Алкснис: Там было все: и шпионаж, и подготовка военного переворота, и вредительство…
Вопрос: А что значит «шпионаж»? Вот вы говорили про свидание на даче…
Алкснис: Да, да, с германским военным атташе. Речь шла о том, что налаживается взаимодействие с немецкими военными, идут контакты с ними.
Вопрос: Кто преимущественно говорил об этом – Тухачевский, Уборевич?
Алкснис: Они все рассказывали. Речь шла о том, что существует единая организация, ее возглавляет Тухачевский, и она занимается подобными вещами. Именно это было основным на процессе».
Таким образом, через семь лет после своего журнального интервью Алкснис вновь заявил об ошибочности утверждений прокурора Викторова, касающихся его деда. Вот почему нельзя исключать, что в отличие от Алксниса Викторов мог и не читать всей стенограммы процесса, а если прочитал, то умышленно исказил ее содержание:
«Вопрос: В статье Викторова сообщается, что командарм Алкснис якобы «топил» обвиняемых. Но, по Викторову, он «топил» не Тухачевского, а Корка. Причем за шпионаж. А что было на самом деле?
Алкснис: Да, сообщалось, будто мой дед был очень активным участником процесса. А из стенограммы следует, что он лишь три раза задавал вопросы. Зато очень активно себя вел, например, Блюхер. Для меня самым важным в стенограмме процесса было то, что в действительности дед не был самым главным среди обвинителей».
Затронутый Алкснисом вопрос о честности Викторова имеет далеко идущие последствия, ибо бросает тень сомнения на правдивость других заявлений прокурора в его статьях и книге, изданной в свое время огромным тиражом, и кроме того помогает получить представление о том, как именно готовились реабилитации лиц, осужденных по делу Тухачевского.
Впечатления, изложенные в 1993-м в интервью «Элементам», а в 2000-м – в частной беседе с одним из авторов данной публикации, Алкснис подтвердил в статье 2009 г., где еще раз заявил, что только после ознакомления со стенограммой процесса «пришел к выводу, что все-таки «заговор военных» или что-то тому подобное в Красной Армии был». Но в отличие от прошлых лет – с одним важным уточнением. Оказывается, пока документы хранились в архиве в ожидании, когда свободный доступ к ним получат архивисты-историки, материалы самих уголовных дел подверглись «расчистке». Когда, по словам Алксниса, в 2000 г. он вторично обратился в ЦА ФСБ, то благодаря своим старым записям выяснил, что из досье его репрессированного деда «пропало донесение разведки НКВД, датированное 1932 годом» и ряд других документов… Следовательно, как заключает экс-депутат, «в архивах имеются документы, которые не устраивают и нынешнюю власть».
К сказанному остается лишь добавить: замечания, сделанные Алкснисом, очень близки по смыслу к написанному в письме Буденного, а те в свою очередь – к содержанию других первичных документов.
* * *
Отдельно следует сказать о письме Белова к Ворошилову от 14 июля 1937 г. Письмо Белова полностью опубликовано в 1996 г. в Неаполе в сборнике документов из фондов РГВА. Учитывая, сколь велик объем первоисточников, доныне остающихся на секретном хранении, удивление вызывает не диковинное место книжной публикации, а само ее появление. Но каковы бы ни были обстоятельства, связанные с выходом сборника в свет, предание огласке письма Белова – факт, безусловно, положительный, хотя о самом судебном заседании там сказано немного. При всем том Иван Панфилович в некоторых случаях пишет о таких обстоятельствах рассмотрения дела в суде, каких не найти и у Буденного (например, что процесс в общей сложности длился около 12 часов).
Как и Буденный, Белов не оставляет сомнений в виновности всех подсудимых, что подтверждается следующими фрагментами его письма: «Я много передумал о людях, так подло обманувших доверие партии и народа. Читал я все их показания. Возмущался, ненавидел, доискивался причины, почему они так подло изменили, так низко пали морально