Книга Талант и поклонники - Елена Ларина

Такое ощущение, что он заставляет себя через силу произносить сейчас все вот это. Все эти жесткие, нет, не жесткие, жестокие «правильные» слова.

— Иван, заводят рыбок в аквариуме! А жениться не обязательно.

— Не обязательно ставить штамп в паспорте — вот это не обязательно. Если ты родишь — я должен буду иметь к этому отношение. Ты придешь ко мне, расскажешь, как тебе тяжело — потому что тебе будет тяжело — потом надо будет пеленать, кормить, сидеть, надо будет его нянчить и зарабатывать деньги одновременно, нужно будет нанимать няню, ездить на дачу — ты одна все это делать не сможешь — значит, это должен буду делать я. Я говорил тебе, что зарабатывание кучи денег не входит в мои планы на ближайший период.

Рука у него дрожит, почти совсем незаметно, пепел ровным прямоугольником падает на пол.

— Но у меня сейчас есть деньги.

— Сейчас есть. До первого разговора с издательством. Ты ведь понятия не имеешь, что будет дальше. Если бы мы планировали с тобой жить вместе и рожать детей — ради бога. Вон Лешка с Лизой живут вместе, давно уже — но у них детей пока нет и не скоро еще будут, кажется. Надо либо жить вместе и тратить кучу времени, либо жить как угодно, но тратить то же время, чтобы деньги на все были. У меня сейчас как раз большой проект намечается, кино будем снимать, с тем самым чуваком, который ездил в экспедицию за тазами. Очень интересный проект. Если ты рожаешь — мне надо от всего этого отказываться, а я этого не хочу и не буду делать.

Чувак с тазами. Романтика. Замечательно.

— Ну и не отказывайся!

— Это ты сейчас так говоришь, и сейчас так думаешь. Ты-то сама хочешь рожать?

— Да.

— Если хочешь — дело твое, конечно. Но я бы на твоем месте не стал. Время у тебя есть, ты не старая, у тебя сейчас впереди карьера вроде намечается — и она тебе, насколько я понимаю, интересна. Ты в Париж хотела? Вот месяца через полтора как раз можно было бы съездить в Париж — у меня все устаканится, можно съездить, погулять. Ты, я так понимаю, роман свой тоже к этому времени закончишь?

— Закончу. Уже почти закончила.

— Ну вот. Решай сама, конечно, но с ребенком я тебе ничем помочь не смогу. Я не против детей в принципе, я не за то, чтобы все поголовно делали аборты — но я за то, чтобы все делать вовремя.

— Но ты же сам говорил, что делать надо то, что хочется и тогда, когда хочется!

— Правильно. Вот именно поэтому я и говорю, что не надо сейчас детей. Я их сейчас не хочу.

А я хочу.

Мы молчим. Он все сказал, теперь мне надо говорить. Да, мужчины часто устраивают истерику, когда слышат про ребенка, я знаю. Но у него это не истерика. Просто трезвый подход. Просто трезвый.

Я беру у него сигарету и жадно затягиваюсь.

— Что ж ты куришь, если хочешь рожать?

— Это последняя.

— Ясно.

Я курю, свою последнюю сигарету, я смотрю даже не на него — в пол. Это последний разговор, и мне это понятно не хуже, чем ему, может быть, даже лучше.

— Иван, я хочу этого ребенка, и я его рожу. Я столько лет мечтала… Отказываться от него я не буду.

— Это я уже понял.

— Я справлюсь, сама. Я просто хочу знать, будет ли у нас с тобой еще что-то — или нет. Хочешь ты, чтобы это был твой ребенок?

— Я тебе уже сказал.

— То есть тебе все равно, будет ли он знать, что ты его отец?

— Мне сейчас ребенок не нужен. А так далеко я никогда не заглядываю. Если решила родить — рожай. Помощи от меня не жди.

— Да я не о помощи…

— А про все остальное я тебе ничего ответить не могу. Не знаю. Я ведь и вчера не мог бы тебе сказать, что будет завтра.

Это все верно, и это я знала. Я никогда не спрашивала, есть ли у него другие. Дело не в других, дело во мне. Ему я простила бы любых других женщин — вопрос только в том, что он готов мне простить или не простить, хотеть от меня и со мной или не хотеть. Ребенка со мной он не хочет. А я уже теперь всегда буду с ребенком. С его ребенком.

— Сказать тебе, когда он родится?

— Как хочешь. Делай так, как считаешь нужным. И я буду делать, как считаю нужным.

— У тебя когда день рождения? — спрашиваю я.

Я понимаю вдруг, что даже этого о нем не знаю. И он обо мне не знает ничего.

— 5 февраля.

Водолей. Мужской знак. Водолеи — самые сильные, смелые, самые прекрасные мужчины. Что там у Водолеев с Козерогами — я не помню. А сейчас надо уходить — и остается понять только, как уходить — так просто?

— Я все поняла. Все будет так, как ты хочешь. Мне достаточно того, что у меня есть ребенок — большего подарка ты мне сделать не мог. Я сейчас уйду.

— Можешь не уходить.

Последнее, что я запоминаю — узкая спина Ивана на матрасе.

Когда он выходит меня проводить, соседка снова стоит у двери в кухню. Это странно, но сейчас она молчит.

Но лучше бы говорила.

Вот и все. Конец этой истории.

Вечером я поехала к маме. Работать я все равно не могла — а ей сказать надо, и надо сделать факт моей беременности публичным, и осмыслить его, и обрадоваться ему наконец.

И мама меня не подвела. Она обрадовалась. Она даже не стала говорить, что я во всем виновата. И даже не стала расспрашивать, от кого ребенок, и берут ли меня замуж, и прочее — ничего не стала. Я сама ей сказала, что ребенок у меня по любви, но замуж не берут, и жить я буду одна.

— Ну и ладно, — неожиданно ответила она. — Ну и поживи одна. Вырастим. Нашла, значит, своего Володю?

— Нашла.

— Это главное. Все остальное значения не имеет. А раз ребенок от него — значит, действительно настоящего нашла, какой тебе нужен был. Ребенок — дар небес, как ни крути.

Вот какая у меня оказалась мама. И как ни горько, что всего этого нельзя рассказать папе — мама у меня есть. И бабушка у моего ребенка, значит, будет.

А домой в этот день я решила вернуться все-таки. Потому что если не возвращаться — значит, и завтрашний день насмарку. Мне надо собраться, собрать волю в кулак — и дописать роман, все закончить. Тогда я буду звонить Василию Игоревичу, выяснять свою дальнейшую финансово-карьерную судьбу, и сделать это нужно как можно скорее. Поэтому я поехала домой — а на подходе к дому мне позвонила Светка.

— Машка, я в Шереметьево. Ищу такси. Пустишь переночевать?

— О-О-О!!!

Это самое лучшее, чем мог закончиться этот день. Сегодня ночью я не буду одна.

Светка влетела похорошевшая, загоревшая, как будто вернулась с курорта — яростная и прекрасная.

— Ну, — сказала она, поставив сумки на пол, — рассказывай!