Книга Мой муж Джон - Синтия Леннон

Морин была отнюдь не скромницей, как могло кому — то показаться. Она любила поболтать, посмеяться и хорошо повеселиться, чем, собственно, и нравилась всем нам, считавшим, что для Ринго лучшей партии не сыскать. Мы с Джоном очень обрадовались, узнав, что они будут жить неподалеку. Вначале они жили в небольшой двухкомнатной квартире Ринго на Монтегю — сквер, рядом с Гайд — парком, но, как и нам в свое время, им стало там тесно и неуютно от чрезмерного внимания посторонних. Мы, жены и подруги «Битлз», прекрасно ладили друг с другом, но Морин, самая простая и прямодушная девушка из всех, кого я когда — либо знала, стала мне самой близкой подругой. Когда в сентябре, через семь месяцев после их женитьбы, у Морин родился сын Зак, мы вдвоем часто ходили по магазинам в Найтсбридже. Энтони обычно высаживал нас где — нибудь поблизости, и мы слонялись между универмагами Harrods, Harvey Nichols и многочисленными дизайнерскими салонами. Потом мы присаживались пообедать в каком — нибудь маленьком симпатичном бистро. Нам нравилось покупать детям модные костюмчики, и мы всегда старались прикупить что — нибудь особое и необычное для наших мужчин, чтобы сделать им приятный сюрприз. Это могла быть экстравагантная, в психоделическом стиле рубашка, этнические украшения или даже новый медиатор для гитары, который я, например, как — то купила Джону. Он очень любил «подарочки», как он выражался. Причем любые — большие, маленькие, какие угодно. Ну а мне, в свою очередь, доставляло огромное удовольствие отыскать то, что его обрадует и удивит.

Как бы Морин ни нравилось бродить со мной по магазинам, она внимательно следила за тем, чтобы быть дома к возвращению Ринго. Она была настолько предана ему, что могла не ложиться до четырех утра, чтобы встретить его горячим домашним ужином. Морин всегда старалась, чтобы Ринго чувствовал и понимал, что его любят; так же, как и я, она воспитывалась в семье, где мужчина в доме — добытчик, а женщина обеспечивает тепло и уют.

Довольно часто мы с Джоном приходили к ним в гости, и всегда в доме у Старки царило приподнятое настроение. Ринго любил повеселиться и был очень общительным, этаким клоуном и шутом с невероятно заразительным смехом. Они с Морин составляли неподражаемую пару, оба экстраверты и балагуры без лишних комплексов. У себя в гостиной Ринго обустроил настоящий английский паб, который назвал «Летающая корова», с барной стойкой и старинным кассовым аппаратом, пивными кружками, зеркальными стенами и даже биллиардным столом. Он заходил за стойку и выдавал нам напитки, а Морин в это время подносила бесчисленные тарелки с закусками. Это был уютный и удобный для жилья дом, полная чаша, где все было устроено по последнему слову техники, включая постоянно работающие телевизоры — в каждой комнате.

К дому прилегал очень просторный участок, на котором Ринго устроил дорожку для гонок на картах. Они с Джоном обычно пропадали либо там, либо в биллиардной, а мы с Морин в это время сидели за чашкой чая или отправлялись на прогулку с Джулианом и Заком. Другой страстью Ринго было производство домашних короткометражных кинофильмов. У него было для этого все необходимое оборудование, и, когда няня забирала у нас детей, мы садились посмотреть его последний киношедевр. В одном из них, например, он в течение пятнадцати минут подробно изучал лицо Морин через объектив. Может, в этом и было что — то авангардистское, но привлекательным и пленяющим взор такое представление можно назвать разве что с огромной натяжкой.

Мы ездили в гости также и к Джорджу с Патти. Джордж купил в Эшере огромный дом — бунгало, минутах в двадцати от нас, и Патти вскоре переехала к нему жить. Внешняя часть дома была расписана яркими красками, что придавало фасаду несколько пугающий психоделический тон. Внутри же жилище Джорджа было полной противоположностью дому Ринго: здесь чувствовался тонкий стиль и вкус, работа дизайнера — и никаких телевизоров.

«Битлз» крепко сдружились за последние годы, поэтому большую часть совместного свободного времени мы проводили вместе. Это было все равно что иметь вторую семью. Даже Пол, который предпочел городской дом в лондонском районе Сент — Джонс — Вуд, часто приезжал навестить нас вместе с Джейн. Вообще, мы навещали друг друга, наверное, чаще, чем кто — либо и где — либо. Отдыхали мы тоже всегда вместе, в полном или почти полном составе, а на Рождество обязательно собирались все вместе у кого — нибудь в доме и обменивались подарками. Может, это и выглядит странно, но ссоры и разногласия между нами возникали крайне редко и в любом случае быстро улаживались.

Личные отношения между Джоном и каждым из остальных битлов, конечно же, были разными. Расслаблялся он больше всего, общаясь с Ринго, который всегда умел достойно парировать его шутки. К Джорджу он относился с покровительственной симпатией, как к младшему брату. Ближе всех они были с Полом, однако их отношения были куда более сложными. Они много времени проводили за совместным сочинительством, один сидел за фоно, другой — с гитарой или с листом бумаги, записывая текст песни. Они поглощали чай и бутерброды в огромных количествах и были полностью погружены в процесс. Совместное творчество требовало от обоих огромной отдачи, и, когда оно заканчивалось, и тому и другому требовалось выпустить пар и расслабиться. Поэтому с Полом Джон куда реже проводил свободные часы, чем с другими ребятами.

Такая почти семейная близость, существовавшая между битлами, не распространялась на Брайана. Может быть, потому, что он был их «босс», он предпочитал держаться на расстоянии. Брайан довольно редко участвовал в наших совместных вечеринках или отдыхал вместе с нами, хотя его всегда приглашали. Так уж сложилось, что ему выпала роль друга и наставника «Битлз», но не приятеля, с которым можно запросто повеселиться.

ГЛАВА 12

Брайан всегда говорил, что «Битлз» будут круче Элвиса. Поначалу все над этим посмеивались. Элвис Пресли уверенно сидел на своем троне короля рок — н-ролла, а о «Битлз» тогда и слыхом не слыхивали. Однако к 1965 году его предсказания сбылись. Они стали величайшей в мире поп — группой, затмив и Элвиса, и других популярных исполнителей. Их знали в любой стране земного шара; битломания добралась даже до далекой Австралии и Филиппин, до Японии и Скандинавии.

Мы в Великобритании находились в эпицентре явления, которое потом стали называть «свингующие шестидесятые». Это была эпоха свободы самовыражения, безудержного веселья и экстравагантного поведения. Люди поняли, что не обязательно ждать Рождества, чтобы зажечь свечи; они горели и горели, днем и ночью, не оставляя времени на сон. Иногда нам казалось, что жизнь в стране превратилась в бесконечную вечеринку, на которой мы всегда числились в списках почетных гостей. Весь 1965–й и последующие три года мы были завсегдатаями модных ресторанов и ночных клубов, нас приглашали на приемы к знаменитостям, мы покупали одежду от лучших дизайнеров, наши фото не сходили со страниц газет и журналов.

Жизнь моя тогда представляла собой череду контрастов. Один вечер я могла быть на какой — нибудь премьере, в окружении беснующихся толп, под вспышками фотокамер, а на следующее утро отводить Джулиана в детский сад, как и все остальные молодые матери. Днем я заходила в мясную лавку, и никто меня без Джона не узнавал, а вечером, когда он заканчивал запись в студии, мы отправлялись в шикарный ночной клуб потанцевать и поболтать с представителями богемы, которых мы считали своими добрыми друзьями.