Книга Герман, или Божий человек - Владимир Колганов

Но как можно воспринять время, если родился через несколько лет после событий, описанных в фильме «Бумажный солдат»? И возникает подозрение, что Герман-младший попытался сделать фильм о том, чего не знает и не в состоянии понять. Оказывается, это и не нужно, поскольку его интересует не время, а собственное представление о времени. То есть не важно, правильное или ошибочное – важен идеологический подтекст. Фильм антисталинский, пусть так, но и не только, он вообще какой-то «анти»… А потому что создается впечатление, будто со смертью главного героя жизнь закончилась, да и вообще не имеет смысла жить на этой территории, «в этой стране». «Поначалу я просто недооценил сложности материала. Понимать это начал по мере написания сценария. Первая версия была просто невнятной исторической мелодрамой. Абсолютно бессмысленной… И я стал вытаскивать из себя иные идеи… «Бумажный солдат» – не стопроцентная копия 60-х годов. Я допускал, что в картине могут быть некие расхождения с действительностью. Мне представлялось более важным передать дух времени, эмоции того поколения».

И снова как бы оправдания. Только откуда же ему знать про «дух времени», про «эмоции того поколения»? Ну разве что из рассказов своего отца. Так ведь у отца тоже субъективное, собственное представление. Я бы предположил, что Герман-младший задумал снять фильм о метаниях интеллигента в наше непростое время, однако не нашел подходящего материала, и еще очень уж хотелось показать в кадре тот портретик Сталина, «ущучить» мертвого вождя. Скорее всего, режиссер видел аналогию между началом 60-х и началом 90-х, понимал это по-своему, и вот, поскольку «оттепель» тогда закончилась и причины всем понятны, захотелось свое представление о 90-х реализовать, вернувшись в фильме на тридцать лет назад.

«Это было время, когда казалось, что скоро наступит новая прекрасная жизнь. В начале 60-х появилось совсем другое дыхание времени: буквально за два-три года до этого страна изменилась, у людей появилось ощущение невиданной свободы. Правда, все это довольно быстро закончилось. По большому счету это история потерянного поколения, которое в полной мере себя не реализовало».

Читаю эти отрывки из разных интервью Германа-младшего, и постепенно возникает ощущение, что приближаешься к разгадке, что сквозь завесу умных слов уже просвечивает лучик истины. И вспоминаются фильмы Бергмана, Тарковского, даже Ивана Дыховичного – я не пытаюсь сравнивать уровень мастерства, но всем им хотелось в своих фильмах вспомнить о прошлом, помянуть родителей. Ну вот и здесь наверняка что-то подобное:

«Мне хотелось сделать фильм о поколении моих родителей, чья молодость прошла с ощущением, что осталось сделать еще несколько шагов, и все получится… В итоге к 62-му году все начало заканчиваться, а к 68-му году закончилось совсем. Мне хотелось снять фильм о вере. О вере в страну, в возможность сделать следующий шаг. Это достаточно сложная тема, и сценарий писался достаточно сложно… Я пытался поместить в то время и в те обстоятельства людей, которых я знаю… Можно сказать, что я снимал сочинение по мотивам времени».

О поколении родителей, о вере в страну… Довольно смелый поступок – делать фильм по мотивам времени, которого не знаешь, о котором судить пытаешься только по рассказам своего отца. Будь я на месте режиссера, переворошил бы воспоминания политиков, писателей и диссидентов о 60-х годах – без этого невозможно ощутить то время. Вот ведь когда писал об истории любви Булгакова к княгине, многие мегабайты информации пришлось переворошить. Однако у Германа-младшего свое понимание того, как нужно делать фильм о прошлом: «Я пытался поймать ощущение от времени, дух времени, но я вовсе не собирался делать «ретро». Я пытался поместить в то время и в те обстоятельства людей, которых я знаю. Я снимал фильм о своих знакомых – о том, какими были их родители или какими могли бы быть они сами, если б жили пятьдесят лет назад. Что же касается архивных материалов, то мне, например, кажется, что поэзия, музыка или живопись дают более достоверное ощущение времени, чем, допустим, кино».

Как можно поймать ощущение времени, если не жил тогда? Поэзия, музыка и живопись… Конечно, можно делать фильм «Трудно быть богом» на основе того, что навеяно картинами Иеронима Босха, однако какую живопись рассматривать как отражение 60-х? С музыкой чуть легче, но ведь это всего лишь несколько песен Галича и Окуджавы. Словом, о «достоверном ощущении времени» речь тут не идет. Печальная сказка, и не более. Но о ком?

И вот наконец-то самое ценное признание:

«В фильме «Бумажный солдат» разные смыслы. Те, кто не рожден в СССР, могут не до конца прочувствовать его в силу иного воспитания. Но в картине, на мой взгляд, есть вещи, которые не наложены только на российский контекст. Например, итальянцы приняли мой фильм очень эмоционально, а англосаксы – как тему ответственности и науки. На самом деле это повествование о невероятно хрупком и тонком человеке – о его судьбе. О том, что на самом деле у него нет настоящих друзей, а искренне его любят только родители».

Теперь становится понятно, что этот фильм навеян мыслями об отце, недаром в первом варианте сценария Даниил Покровский был евреем. Да и профессия героя фильма была Герману-старшему близка – напомню, что в юности он собирался стать врачом по примеру матери. «У него нет настоящих друзей, а искренне его любят только родители»… Теперь припомните, что я писал по поводу друзей Алексея Юрьевича, о добрых отношениях в семье. Этот фильм – о разочаровании, которое постигло Германа-старшего в 60-е годы. Сначала – любовь к своей стране, а затем дошло чуть ли не до ненависти. Героя фильма эти переживания свели в могилу, но вот и отец тяжело болел. Правда, и ненависть, и болезнь возникли гораздо позже, когда запрещали его фильмы. Подобный переворот произошел и в сознании деда, Юрия Павловича, который лишь после смерти Сталина стал осознавать, что в своем обожании вождя был, мягко говоря, не прав. В ка кой-то степени Покровский из «Бумажного солдата» – это и врач Левин из повести «Подполковник медицинской службы». Левин разочаровавшийся, Левин опустошенный, не видящий смысла дальше жить. Внук словно бы переместил Левина в другое время и попытался дописать историю, которую не завершил когда-то его дед.

Возможно, кто-то возразит, мол, все не так, у Алексея Юрьевича было огромное количество друзей. Что ж, в подтверждение своих мыслей приведу отрывок из ранее процитированного интервью:

«После «Лапшина» уже не было никаких людей, которые бы за меня заступились, все исчезли. Только один человек позвонил в мой день рождения, а у меня всегда собиралось по 30–40 человек».

Если и это не убеждает, то снова повторю то, что уже цитировал:

«Люблю Абдрашитова, Миндадзе, еще несколько человек, с которыми, кстати, не общаюсь. Просто их уважаю».

Тут надо уточнить, что, предполагая отсутствие друзей, я, прежде всего, имел в виду друзей среди коллег. Однако были еще близкие знакомые Светланы Кармалиты, так что некий круг общения существовал, ну как без этого? Но если после смерти у Алексея Германа появилось великое множество друзей, я не стану удивляться – с известными людьми так обычно и бывает.

Словом, вот это я и пытался доказать: есть что-то общее в характерах этих людей, Алексея Германа и Даниила Покровского. Впрочем, по поводу упомянутых мною добрых отношений в семье возникает некоторое сомнение после такого признания сына: