Книга Магистраль Вечности - Клиффорд Саймак

Уилсон писал об этих пирамидах, вспомнил Кашинг, и размышлял о мистическом или символическом значении таких вот собраний, выставляемых на всеобщее обозрение.

Том приник к земле, чувствуя, что дрожит все сильнее. Эта дрожь наполняла его страхом давно минувших веков, догоняла и хватала своими ледяными пальцами. Он почти не обращал внимания на скачущих горлопанов, во все глаза глядя на пирамиду. В ней было что-то варварское, нечто такое, от чего Том почувствовал холодок и слабость и начал осторожно пятиться назад, вниз по склону. Он двигался так же опасливо, как и прежде, но теперь был охвачен липким страхом.

У подножия холма он поднялся и пошел на юго-запад, по-прежнему осторожно, но уже быстрей. Бой барабанов и крики за спиной утихали и вскоре превратились в невнятный отдаленный гул. Но Кашинг продолжал подгонять себя. Вперед, вперед…

Небо на востоке чуть побледнело, когда он отыскал укрытие, в котором можно было пересидеть день. Похоже, это был какой-то старый дом, стоявший над озером и окруженный еще сохранившейся металлической изгородью. Посмотрев на восток, через озеро, он попытался отыскать то место, где отплясывало племя, но не увидел ничего, кроме тонкой струйки дыма. Дом был сложен из камней и кирпичей и так хорошо укрыт за деревьями, что Том заметил его, лишь когда пролез в пролом изгороди и почти налетел на стену. На крыше у торцевых стен торчали печные трубы, вдоль фасада тянулся полуразвалившийся портик. За домом стояло несколько кирпичных построек поменьше, наполовину утонувших в зарослях. Трава была высокая, но кое-где еще сохранились клумбы, и на некоторых цвели многолетние цветы, неподвластные векам, прошедшим с тех пор, как дом был покинут его обитателями.

На рассвете Том произвел разведку. Судя по всему, в последнее время тут никого не было. Ни тропинок, ни следов, ни примятой травы. Много веков назад этот дом, должно быть, подвергся разграблению, и теперь сюда просто незачем было возвращаться.

Кашинг не подходил к дому, удовлетворившись тем, что хорошенько рассмотрел его из своего укрытия среди деревьев. Убедившись, что дом покинут, он поискал укромный уголок, чтобы спрятаться, и нашел его в густой купе сирени, росшей на довольно обширном участке. Опустившись на четвереньки, Том пролез в самую чащу и нашел местечко, где можно было лечь.

Он поднялся и привалился спиной к переплетенным стволам сирени. Зелень поглотила его, и ни один прохожий не заметит, что здесь кто-то есть. Том отстегнул колчан и положил вместе с луком рядом с собой, потом снял с плеча мешок и развязал его. Достав кусок вяленого мяса, он ножом отрезал ломтик. Мясо было жесткое и почти не сохранило запаха, но в пути такая пища очень удобна. Она не портится, почти ничего не весит и хорошо поддерживает жизненные силы – эта добрая и славная говядина, высушенная до такой степени, что в ней не осталось почти никаких соков. Том сидел и жевал, чувствуя, как уходит напряжение. Казалось, оно стекает из тела в землю, сменяясь усталой расслабленностью. Тут можно найти убежище и покой. Худшее позади. Он пересек город и добрался до западной окраины, избегнув всех опасностей, живым и невредимым.

Однако он понимал, что обманывает себя, думая так. Собственно, опасностей или угроз даже не было. Лично ему ничто не угрожало: западня – случайность. И сооружена была, скорее всего, для оленя или медведя, а Том попросту напоролся на нее. Опасность породила его собственная беспечность. Во враждебной или незнакомой стране нельзя идти по тропам. Надо держаться от них подальше, в самом крайнем случае идти параллельно им, обратившись в зрение и слух. Он научился этому за три года лесного бродяжничества, и ему следовало бы лучше помнить уроки. Он дал себе приказ впредь не зевать. Жизнь в университете убаюкивала, внушала чувство ложной безопасности, и в итоге весь его образ мыслей изменился. Если он намерен пробраться на запад, надо вспомнить об осторожности.

Глупо было лезть на холм и пялиться на этот праздник или что-то там еще. Беспечность, и ничего больше. Внушая себе мысль о необходимости узнать, что происходит, он попросту дурачил себя. На самом деле он поддался порыву, чего никогда не должен делать одинокий путник. И что он, собственно, обнаружил? Племя или несколько племен, отмечавших какой-то неведомый праздник. Да еще подтверждение правоты Уилсона, писавшего о пирамидах из мозговых кожухов роботов.

Мысль об этих кожухах заставила его содрогнуться. Даже сейчас это воспоминание нагоняло на него безотчетный и неотвязный страх. Почему? Почему мозговые кожухи роботов вызывают у людей такие чувства?

Немногочисленные птицы запели свои утренние песни. Легкий ночной ветерок на рассвете вовсе утих, и листья были совершенно неподвижны. Том доел кусок, сложил остатки вяленого мяса обратно в мешок, потом потянулся и улегся спать.

Глава 7

Когда Том вылез из кустов сирени, она уже поджидала его. День был в самом разгаре. Она стояла прямо против лаза, проделанного им в кустах, и он понял, что тут кто-то есть, увидев пару босых ног в траве. Ноги были грязные, облепленные ошметками земли, с поломанными и неухоженными ногтями. Том застыл, увидев их, потом перевел взгляд повыше, на оборванный, выцветший и заляпанный халат, ниспадавший до лодыжек. Еще выше. Вот халат кончился, и Том увидел ее лицо, наполовину скрытое копной спутанных седых волос, из-под которой выглядывали холодные как сталь глазки, а в них поблескивали смешинки. В уголках глаз обозначились веселые морщинки, похожие на вороньи лапки. Тонкий искривленный рот, сжатые губы. Казалось, она пытается сдержать ликующий возглас. Том до боли выгнул шею и глупо посмотрел на нее.

Она хихикнула и выкинула коленце джиги.

– Ну, паренек, попался! – заорала она. – Попался! Лежишь на брюхе у моих ног, только и осталось, что облобызать их! Я за тобой весь день слежу, поджидаю. Не бужу. Позорище. Да ты меченый!

Он быстро оглядел ее и почувствовал стыд оттого, что эта скандальная крикливая старуха поймала его. Она была одна. Вокруг больше никого.

– Ладно, вылезай, – велела она. – Подымайся и дай мне посмотреть на это чудо. Не часто старой Мэг удается поймать такую птичку!

Он выкинул из лаза лук, колчан и мешок, потом поднялся и оказался лицом к лицу со старухой.

– Вы только взгляните на него! – ликующе воскликнула она. – Ну чем вам не прекрасный образчик? А ты, парень, обмишурился. Решил, что никто не узнал о твоей маленькой шалости. Ты, небось, думал, что никто не заметил твоего прихода на рассвете? Как бы не так! Хотя, надо признать, ты оказался ловчее других: все осмотрел, только потом полез. Но даже тогда я уже знала, что на тебе отметина.

– Хватит болтать, – грубо оборвал ее Том. – О какой это отметине ты говоришь? И как ты меня приметила? Почуяла, что ли?

– А он не дурак, – сказала она. – И говорит как по-писаному. «Почуяла», я думаю, как раз то самое слово. Я тебя впервые вижу, но я знала, что ты здесь и куда идешь. И следила за тобой, пока ты дрых тут целый день. Как ни крути, а старушенцию не проведешь.

– Отметина, – пробормотал Том. – Что за отметина? У меня нет никаких отметин.