Книга Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец - Александр Семёнов

Марко похвалил и Славу, сказав, что его гитара понравилась больше остальных. Спросил координаты для связи, и Слава, порывшись в карманах клетчатого пиджака, сменившего на сегодня привычную жилетку, вытащил старый театральный билет и написал на нём телефон.

– Несолидно, – покачала головой Оля. – Такой мастер должен иметь визитки.

– Да хотел уже заказать, блин. Но мне везёт по жизни. Как представлю визитку со своей порнофамилией, так и ржу, аки конь. Брындин, дрындин… Так и не сделал.

– Не нравится, так возьми псевдоним.

– Нет, это как отказаться от себя. Да и мне их столько уже предлагали, пока не надоело издеваться. Вот, хотя бы, Андрон… Но так ничего внятного и не придумали.

– А такой был? – и Оля, чуть помедлив, бархатным голосом произнесла: – «Лауреат межпланетного конкурса… мастер… Святослав Рындин». Звучит? И ты остался собой, только без одной буквы.

– Такого нет. Надо подумать… Эй, все идём в буфет!

Я проставляюсь!

6

Угощение было скромным, ведь не ради еды сюда пришли. Куриные грудки, салат, чай с небольшим тортом – пожалуй, и всё. Себе Слава взял ещё бокал пива, Даше и Александре – красного вина, Оле – ананасового сока. Анатолий обошёлся без градусов, потому что был за рулём, а Андрей – за компанию с непьющей подругой.

Андрей и Оля молчали, сплетя под столом пальцы, касаясь друг друга коленями. Слава, расчистив место перед собой, выразительными жестами показывал Анатолию, как надо строгать, циклевать, гнуть обечайки. Даша и Александра, познакомившись с мастером Германом, похожим на первопечатника Ивана Фёдорова в джинсах и толстовке, разглядывали красочный буклет его мастерской. На фотографии, занимавшей большую часть обложки, мастер стоял с рубанком в руках и подвязанными тесьмой волосами, чуть склонясь над верстаком, но глядел не на работу, а, повернув голову, прямо в объектив.

– «Мы используем средневековые технологии обработки и отделки древесины, проверенные временем», – прочитала Даша и посоветовала Герману заменить их на «технологии эпохи Возрождения», поскольку она связана в сознании людей с подъёмом и расцветом, а Средневековье – с мраком, чумой и кострами, пожирающими красоту. Герман задумался, сказав, что такая связь ему в голову не приходила, но Александра неожиданно горячо вступилась за Средние века и стала доказывать, что именно там был расцвет. Как пример она приводила Боккаччо, который совершил обратный путь: начав «Декамероном», пришёл в зрелые годы к средневековой теологии. А он-то знал, куда надо идти.

– Но помнят же именно «Декамерон»! – возражала Даша. – Я вот о поздних работах и не слышала…

Для Александры такого аргумента, как «помнят», не существовало вовсе, так что их разговор, оттолкнувшись от Германа с его буклетом, вскоре перешёл к смыслу искусства: есть ли оно чистое послание в вечность, или всё же о людях, живущих вдоль дороги, не надо забывать… Герман послушал, купил им ещё по бокалу вина и незаметно исчез.

– Архитектор Камерон прочитал «Декамерон», – сходив за новым пивом, произнёс Слава. – И построил…

– Галерею, – подсказала Оля и под столом толкнула Андрея ногой.

– Крытую со всех сторон, – закончил Андрей. А Даша с Александрой, рассуждая, погрузились уже в гомеровские времена.

Когда все вышли на улицу, было темно.

– Нет, Оля, извини… Не пойдёт мне твой псевдоним, – сказал Слава, пока Анатолий заводил мотор. – Я с таким псевдонимом рано или поздно стану колокольных дел мастером. А хочу всё-таки делать гитары. Закажу визитки с одним именем, это ещё круче.

– Попробуй, – сказала Оля. – И в конце обязательно твёрдый знак.

– Блин, ещё и ты издеваешься… Нет, я вам всем припомню! – обещал мастер, садясь в машину, и, даже когда она тронулась, всё ещё грозил кулаком сквозь стекло.

Оля с Андреем, оставшись вдвоём, направились к Ивановской улице, чтобы сесть на маршрутку, идущую через южные районы города почти к самому дому. В безлюдном углу парка Бабушкина остановились под звуки итальянской песни, летящей с площадки аттракционов, поглядели друг на друга.

– Я в детстве удивлялся, почему нет парка Дедушкина. Что за несправедливость? – сказал Андрей. – Ты какая-то грустная, Оль? Или мне кажется?

– Кажется, – ответила она, погладив его по щеке.

– Я подумал: вдруг кого-то встретила, кто больше понравился… Может быть, здесь, на конкурсе. Нет?

– Нет. Я бы тебе сразу сказала. Но уверена, что не встречу. Никогда.

– И я тоже никогда.

– Нет… Пожалуй, всё-таки не скажу, – продолжала Оля. – Полюбуюсь молча, как на красивую статую, и пойду обратно.

– Да уж, я на статую не тяну… Кстати, Алёна сказала, что мне повезло и чтобы я над тобой дрожал, потому что ты хороша, сексуальна на все сто и на тебя многие должны смотреть.

– Алёна?! Когда?…

– Когда ты уснула и я тебя отнёс на диван. Вернулся, тут она мне по секрету и шепнула. На Ладоге была не в том настроении, чтобы заметить, а сейчас поняла.

– О господи! – воскликнула Оля и, обняв его, со смехом продолжала: – Я не знаю, с чего она это взяла! Понятия не имею!.. Но приятно.

– Вот, уже лучше. Ты грустила, потому что хороший день заканчивается? Так будут другие.

Будут, конечно… Оля, вздохнув, поцеловала его. Сегодня? Пожалуй, сегодня был сон, каких до сих пор в её жизни не случалось. Он ещё длится. Но завтра будет день, и Андрей, молчаливый, заранее экономящий каждое движение, с утра пойдёт на работу: тонна цемента, три песка или, может, и больше. При одной мысли об этом Оля чувствовала на плечах тяжесть, несравнимую с каким-то жалким мешком. И пока не знала, как её скинуть… Но ладно, об этом можно подумать завтра, а пока звучит музыка.

Глава одиннадцатая

Гуманоиды

1

В своих разъездах по городу Андрей довольно часто видел афиши больших танцевальных конкурсов. Растянутые высоко над улицей или украшающие стенды у театральных касс, все они были похожи одна на другую. Звёздные вспышки софитов на тёмно-синем фоне; задний план – слабо освещённая, размытая, уходящая за край трибуна Ледового дворца или Юбилейного; в верхнем углу – дата, а внизу – яркими буквами название турнира, какой-нибудь Кубок Губернатора или Чемпионат стран Содружества. В центре же, на паркете, в ослепительном световом пятне – всегда две фигуры: парень в облегающем костюме, вставший на цыпочки, со вскинутой рукой и вдохновенным оскалом, и напротив – девушка в открытом платье, босоножках, с гладкой причёской и обведёнными жирной чернотой глазами, хищно подсевшая и снизу насадившая партнёра на взгляд, как на копьё. Андрея эти афиши не трогали: слишком наигранны эмоции, искусственны позы, пронзительно коричневы от тонального крема лица, даже у партнёра.

Совсем другое приглашение они с Олей разглядывали сейчас – камерное, скромное, для своих. Всего лишь отпечатанная на принтере таблица с двумя графами: категория участников и время. Напротив группы «Студенты C класс» рукой Анатолия было написано: «Мы», напротив группы «Юниоры-2» было написано: «Вика». Проходил конкурс на улице Восстания, в зале одной из питерских гимназий.