Книга Даль сибирская - Василий Шелехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, надо бежать, иного выхода нет? – спрашивал Алексей Иванович неведомо кого.
– Ну не оставаться же тут на съеденье этому паразиту?! – вскрикивала Степанида Мелентьевна. – Вы-то уедете или останетесь, если что?
– Мы с женой ещё не решили, да и надоело кочевать-то, по правде говоря. Может, останусь. Я для него не главный враг, это вы как бельмо в глазу.
В первых числах июня просьба Третьяковых об увольнении легла на стол министра просвещения, но тот и не подумал удовлетворить её. Третьяковы предполагали, что за лето Сюльский найдёт с согласия ЦК партии республики замену Хрунько. Они все-таки надеялись на порядочность и деловитость министра. Им не верилось, что в детдоме всё останется по-старому. Однако же вскоре эта призрачная мечта о счастливом избавлении от беды испарилась: Гурьев объяснил пришедшему в очередной раз в министерство Алексею Ивановичу, что они, Третьяковы, должны, по замыслу министра, и впредь сдерживать, контролировать, не давать распоясываться наглому Хрунько. О возможности замены директора Гурьев даже не упомянул: то ли ЦК партии Якутии не давал «добро», то ли сам Сюльский не планировал снимать с поста проштрафившегося руководителя!..
Всё это повергло Третьяковых в глубокое уныние. Вынужденное безделье, на какое их обрекал отпуск, усугубляло чувство безысходности. Разговоры об отъезде были у них под запретом: зачем попусту травмировать себя? Но думать-то не запретишь. Атмосфера неблагополучия день ото дня становилась всё напряжённее. Хотя Валентин скрыл от всех инцидент с незнакомцами на загородной дороге, родители сами, помня об убийстве Ладейщикова, стали внушать сыну, что его пятикилометровый путь в город небезопасен. Когда же Алексей Иванович случайно обнаружил, что ни стен, ни перегородок между подпольями смежных квартир в бараке нет, что, следовательно, к ним ночью из любой квартиры могут проползти, проникнуть присланные Хрунько убийцы, состояние тревоги усилилось. На западню стали смотреть со страхом, намеревались даже прибить накладки и замыкать её на замок, но ограничились тем, что на ночь наставляли на неё табуреток одна на одну с расчетом, что если злоумышленник, например, тот же Пархоменко, попытается поднять снизу западню, табуретки рухнут с грохотом, разбудят хозяев и спугнут его. Жили как в осаде, готовые в одночасье свернуть постели в тюки и спасаться бегством. Но куда бежать?.. Гурьев, правда, обещал перевести их в какую-нибудь другую школу, в глубинку, когда Сюльский уйдет в отпуск. Но когда он уйдёт? Не известно. Ясно было одно: ни в коем случае не затягивать отъезд до сентября! Крайний срок – середина августа.
С наступлением летних каникул связь Третьяковых с детьми не прервалась. По двое, по трое наведывались они обычно поздно вечером, можно сказать, тайно. Чаще всего приходили Таня Гордеева с Верой Морозовой, Павел Гордеев с мальчишками.
После совещания у министра безобразия в столовой почти полностью прекратились. А после того как единственную корову перевели с подворья Хрунько в конюшню, в скудном меню появились молочные блюда: сытная молочная лапша, манная каша на молоке, чай с молоком.
Степанида Мелентьевна непременно угощала дорогих гостей. Прежде чем сесть за обеденный стол, всей компанией молились на икону, вынутую из-под кровати, читали вслух «Отче наш». Вкусив пищи, возносили Всевышнему благодарственную молитву. Дети рассказывали о своём житье-бытье, о работе на огороде и в саду, о прополке овощных гряд, окучивании картофеля, уходе за черносмородиновой плантацией. Летом они не страдали от недоедания, ели, не испрашивая разрешения, всё, что можно было схрумкать в сыром виде: морковь, горох, капусту, а картошку пекли в костре где-нибудь подальше от глаз начальства.
В середине апреля во всех учебных заведениях прошли лыжные соревнования, – традиционное пустое мероприятие со стопроцентным охватом старшеклассников и студентов ради казённой, запланированной в верхах кампании «Спорт – в массы». О каких-то рекордах, достижениях никто и не помышлял: можно ли всерьёз увлекаться лыжным спортом при почти ежедневных 60-градусных морозах?! Большинство студентов вставали на лыжи раз в год именно на этих формальных гонках и воспринимали их просто-напросто как воскресную увеселительную прогулку. Точно так же отнёсся тогда, в апреле, и Третьяков к лыжным соревнованиям.
Совсем иное дело – зональные соревнования бегунов 15 июня. Валентин в числе 36 претендентов на звание чемпиона республики преодолевал дистанцию в 10 километров и финишировал вторым. До рекорда не хватило 49 секунд! А чемпионом стал метис из провинции, гигант под два метра ростом. Преподаватель физкультуры вместе с Валентином переживал горечь неудачи, в утешение говорил, что долговязик победил за счёт длины ног, каждый шаг великана, дескать, на две ступни длиннее шага человека среднего роста.
Кузакова давно хотела познакомиться с родителями Валентина и, преодолев его пассивное сопротивление, настояла на своём. В промежутке между первым и вторым экзаменом, 6 июня, в день рождения Пушкина, в послеобеденное время отправились они в детдомовский городок. Галина волновалась, конечно, и хотя не страдала комплексом неполноценности, все ж таки, пока они шагали проселочной дорогой почти целый час, не удержалась от естественного вопроса, который легко можно было прочесть в её глазах, когда она испытующе взглядывала на Валентина:
– А вдруг я не понравлюсь им, что тогда?
– Да брось ты мандраж разводить! – успокаивал тот подругу. – Ты да не понравишься?! Лучше тебя на всём свете никого нет.
– Ну, это для тебя…
– Галя, да разве мы послушаем твоих или моих родителей, если что? В любом случае поступим по-своему. Разве нет?
– Конечно, – ответила девушка и, не сдержав чувств, кинулась ему на шею, и влюбленные поцеловались.
Валентин не случайно противился знакомству Гали с родителями: она встревожилась бы, если б ненароком узнала о чемоданных настроениях в семье Третьяковых. Она, конечно, знала о конфликте в детдоме, а вот о том, что дела приняли дурной оборот, Валентин умалчивал.
– Ты знаешь, Валя, – вдруг сказала Галина, – приснился на днях мне странный сон, что будто мы с тобою стоим на крыльце нашего общежития и целуемся. Потом ты вдруг быстро, прыжками сбежал с крыльца и пошёл, не оглядываясь. Я всё смотрела вслед, ждала, что ты обернёшься, помахаешь мне рукой или пошлёшь воздушный поцелуй, но ты так ни разу не обернулся и скрылся из виду. Не к добру это.
– Ты что же, думаешь, что сны могут предсказывать? – усмехнулся Валентин.
– А почему бы и нет?
– Ну что за глупости, Галя?! Моя мать верующая, так ей простительно разгадывать сны. Она считает, что сам Бог эти сны насылает. Смешно!
– Может, не Бог, а какие-то сверхчувствительные способности нашего мозга.
– У меня есть брошюра про сны и сновидения. Очень интересно. Там есть кое-что вот об этих способностях предвидения, предсказания. Ну, например, у человека в левой ноге возник гнойник, но признаков заболевания ещё нет. А импульсы в мозг уже поступили. Человек видит сон, что змея кусает его в ногу, а через неделю нога и в самом деле заболевает. Вот, пожалуйста, предсказание в чистом виде.