Книга Богиня пустыни - Кай Майер

Хотя останки корабля и могли хранить огромные сокровища, это было последнее, что интересовало лорда к этому моменту его исследований. Его устремление было направлено на что-то совершенно иное, что-то, настолько выходящее за грани реальности, что только археолог уровня Селкирка мог серьезно задуматься над этим, дерзнуть взяться за разгадку этих тайн.

Селкирк предполагал найти в песке Калахари ни больше, ни меньше чем руины Еноха, первого города человечества — того самого города, который основал когда-то Каин после убийства своего брата Авеля.

Но почему нужно было искать город, о котором не существовало никакой информации, за исключением поверхностного упоминания в первой книге Моисея, именно здесь, на юге Африки, а не севернее, на равнинах Месопотамии или среди скал Палестины?

Селкирк не дал этому никаких объяснений. Позже источники, из которых он получил эти сведения, утратили свое значение потому, что он таки первым обнаружил руины в раскаленных песках пустыни.

Дальнейшие заметки Селкирка, отображающие последующие годы экспедиции, заполонили голову Сендрин картинами старого Египта, толпами рабов, которые надрывались от тяжкого труда под суровым солнцем пустыни, жертвуя своими жизнями, изможденными мужчинами, умирающими от жары, жажды и истощения.

Уже в течение первых недель раскопок Селкирк потерял двоих из трех своих ассистентов, вскоре после этого рабочие также начали массово умирать. Песчаные бури невиданной доселе силы бушевали над ними и уничтожали работу нескольких месяцев; скорпионы и другие ядовитые твари нападали на мужчин во сне и убивали их столь целенаправленно, как будто бы кто-то дал им такую команду. Днем жара была просто невыносимой, а по ночам рабочих мучил холод — температура падала почти до нуля. Все указывало на то, что планы Селкирка были обречены на неудачу. Но он не хотел сдаваться и неоднократно посылал старших рабочих на запад набирать новые отряды рабочих. Уничтожались целые племена, потому что туземцы-мужчины под воздействием щедро раздаваемого спирта не могли противостоять обещаниям Селкирка и, уходя к нему работать, оставляли своих женщин и детей без защиты.

Раскопки все продолжались — до тех пор, пока на шестом году работ не было раскопано так много руин, что их не заставила бы исчезнуть с лица земли даже самая жестокая песчаная буря. Селкирк торжествовал, он приказал возвести искусственные дюны на братских могилах. К этому моменту его рассудок уже, очевидно, был не в порядке, хотя стиль рукописи оставался все таким же, выбор слов казался обдуманным и точным. Вместо того чтобы уведомить кредиторов о своих успехах, он замалчивал правду и объявил свою затею несостоятельной. Единственный британец, который знал о находке, — выживший ассистент — также умер вскоре после этого, когда в одной из руин необъяснимым образом от скалы отвалился камень и придавил его. Даже в своих личных записках Селкирк не признал своей вины за этот случай, но, тем не менее, Сендрин была убеждена, что за этим покушением, несомненно, стоял сам лорд. Только после смерти ассистента тайна Селкирка оказалась в безопасности, так как наверняка никто не поверил бы болтовне туземцев, тем более что тогда не было и речи о массовой колонизации страны. С тем же успехом раскопки могли вестись на темной стороне луны — настолько уверенно чувствовал себя Селкирк на Юго-Западе.

После этого успеха он приказал возвести поместье в предгорьях Ауасберге. Он пригласил на Юго-Запад несколько самых лучших английских архитекторов, разумеется, даже вскользь не упоминая о своей находке в Калахари. После того как были возведены крылья жилого здания, он вызвал сюда свою молодую жену и произвел с ней на свет тех самых трех дочерей, которые по прошествии многих лет были лишены жизни таким жестоким способом.

После открытия Еноха Селкирк продолжал свои работы на Юго-Западе, часто путешествовал с несколькими достойными доверия туземцами по Калахари и, наконец, начал — вероятно, только из необходимости оправдать свое присутствие в этой стране — археологические раскопки на побережье Скелетов на северо-западе страны. Те туземные рабочие, которые пережили Енох, уже давно снова находились в пути, кочуя где-нибудь в саваннах и пустынях Юго-Запада, так что Селкирк спокойно смог нанять новых британских ассистентов и доверить им работу на побережье, не опасаясь того, что кто-то сможет выдать им его тайну.

Записки обрывались рождением младшей дочери, Кимберли, и Сендрин считала весьма вероятным существование как минимум еще одного тома дневника, в котором Селкирк описывал участь своей семьи. Она, правда, сомневалась в том, что еще какая-то книга смогла сохраниться за годы, прошедшие после смерти Селкирка. Возможно даже, что он сам уничтожил все остальные тома и сохранил только этот — для того, чтобы когда-нибудь стало известно о величии его гения.

Все же было непонятно, по какой причине Селкирк скрывал открытие Еноха. Зачем он отнял город у его могилы в песках пустыни, чтобы затем вновь отдать его Калахари? И соответствовало ли истине предположение Сендрин, что древние строительные элементы, которые были встроены в конструкции поместья, действительно попали сюда из Еноха, были взяты из зданий, которые проектировал не кто иной, как Каин, убийца своего брата?

Только после того, как она захлопнула том, ей стало ясно, что она и была тем лицом, на которое лорд возлагал надежды, пряча дневник в тайнике комнаты. Вероятнее всего, она была единственной, кто знал всю правду. Только она знала, что Селкирк обнаружил в глубинах Калахари.

«Наследница Еноха, — подумала она с усмешкой. — Ну что ж, не самое плохое звание».

* * *

Сендрин снилась пустыня.

Ей снились раскаленные на солнце гребни дюн, голод и жажда, высушивающие ей горло во сне песчаные бури, неотвратимые, как муки апокалипсиса. Ей снились горы человеческих костей, сваленные где-то под холмами песка, не имеющими названий и не обозначенными ни на одной карте. Ей снились руины, остатки стен которых выстояли в океане движущихся дюн.

Сендрин с дрожью в коленях спускалась по склону, а земля уходила все дальше. Земля угрожала увлечь ее вниз, за собой, лавиной белого песка, такого горячего, что ей было больно, когда он касался неприкрытых частей ее тела. Резкий ветер бушевал в море дюн, обветривал губы и высушивал глаза. Она никогда еще не видела пустыню такой, как теперь. Ее поездка по железной дороге через Намиб по сравнению с этим была подобна посещению галереи, в которой выставлены картины с незнакомыми ландшафтами; они, само собой разумеется, производили впечатление, но им не хватало правдоподобности, ощущения угрозы и смертельных мучений, которые ощущались здесь с каждым вдохом. Уединенность в бесконечности. Затерянность в небытии.

На последних метрах спуска ее смыло песком, словно волной, она упала на колени, обожгла ладони. Сендрин подняла голову и увидела перед собой, на расстоянии нескольких десятков шагов, руины города. Песок снова поглотил их, очень давно. Лабиринт светлых контуров и шпили башен, выбеленные тысячелетиями сурового жара солнца, доходили ей до пояса. У Сендрин болели мышцы рук и ног, ей никак не удавалось подняться. Было такое ощущение, будто на ее спину давит невидимая длань, требуя покорности и безмолвного восхищения. Енох, первый город человечества! На какое-то мгновение Сендрин показалось, что она услышала голос, голос женщины — безжизненный, словно ветер пустыни. Это не был громкий призыв — из далекой дали раздавался шепот, похожий на шелест песка. Сендрин. Женщина прошептала ее имя. Тогда ей удалось подняться. Спотыкаясь, она тронулась в путь, приближаясь к руинам в центре долины дюн. С каждым шагом она все глубже утопала в песке, сначала по икры, затем по колени.