Книга Медный всадник - Полина Саймонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда-нибудь, не сейчас, но скоро, ты, если захочешь, объяснишь мне, что делала на вокзале во время бомбежки. Договорились? Подумай хорошенько, что мне сказать. Смотри, как тебе повезло. Ну-ка подними руки. Сейчас вытру тебя и перебинтую ребра. Через несколько недель они сами заживут. Будешь как новенькая.
Татьяна, по-прежнему не открывая глаз, отвернула лицо и снова закрыла руками грудь. Александр стянул с нее разрезанные брюки, оставив в одних трусиках, и вымыл ноги. Она съежилась и потеряла сознание, когда он дотронулся до места перелома. Он подождал, пока она придет в себя.
– Мне оторвало ногу? – простонала она, сквозь зубы. – У тебя нет ничего, чтобы снять боль?
– Только водка.
– Я не слишком большая любительница водки.
Когда он вытирал ей живот, Татьяна умоляюще прошептала:
– Пожалуйста… не смотри на меня. – Ее голос оборвался.
Его голос тоже дрожал.
– Все в порядке, Таточка, – уверял он и, нагнувшись, поцеловал верхушку мягкой груди, прижатой ее ладонью. – Все в порядке.
Он никак не мог оторваться от нее. Пришлось долго уговаривать себя, прежде чем выпрямиться.
– Я должен перевернуть тебя. Вымыть спину.
– Я сама перевернусь.
– Не трать силы.
Он тщательно, бережно обтер ей спину.
– Как я и говорил, ничего страшного. Много порезов стеклом. Это ребра болят.
– Что же мне надеть? – взмолилась она, уткнувшись лицом в простыню. – Это все, что у меня есть.
– Не волнуйся, завтра что-нибудь отыщем.
Он перебинтовывал ее сзади, чтобы голова не находилась всего в сантиметре от ее грудей, которые она продолжала закрывать ладонями. Ему до смерти хотелось прижаться губами к ее плечу. Но он сдержался.
Потом он уложил Татьяну поудобнее, прикрыл одеялом и крепко перебинтовал ногу, обложив предварительно палочками.
– Ну как? – улыбнулся он. – Правда ведь легче? А теперь держись.
Она едва сумела поднять руки к его шее.
Александр перенес ее на свою походную койку, и Татьяна еще несколько секунд обнимала его, прежде чем отстраниться. Он бережно укутал ее шерстяным одеялом.
– П-почему мне т-так холодно? – спросила она, стуча зубами. – Эт-то значит, что я ум-мираю?
– Нет, – заверил он, – все обойдется. Но нужно поскорее доставить тебя в город.
– Я не могу идти. Что же нам делать?
Легонько похлопав ее по ноге, он шепнул:
– Тата, главное, что мы вместе. Я обо всем позабочусь. Не волнуйся.
– Я и не волнуюсь, – едва улыбнулась Татьяна, пристально глядя на него в полумраке.
– Может, к завтрашнему дню починят дорогу. Всего три километра отсюда. Жаль, что у меня реквизировали грузовик. Но им он нужен больше. Нужно уходить на рассвете.
Он придвинулся чуть ближе:
– Где ты была до того, как решила побывать под огнем немцев?
– Рыла окопы, вдоль по берегу. Под огнем немцев. Они на другом берегу.
– Знаю. Завтра или послезавтра они переправятся на наш. Поэтому и нужно уйти засветло. Но пока не трогайся с места. – Он улыбнулся. – У меня есть примус. Сейчас наберу воды, умоюсь. И заварю тебе чай.
Он вынул из рюкзака бутылку водки и поднес к ее губам.
– Я не…
– Выпей, прошу. Ты вряд ли вынесешь боль. Водка хоть немного ее заглушит. Ты когда-нибудь что-то ломала?
– Руку, много лет назад, – пробормотала Татьяна и, передернувшись, выпила.
– Почему ты отрезала волосы? – допытывался он, поддерживая ее голову и глядя на нее сверху вниз. Какая невыносимая мука – быть так близко к ней!
– Не хотела, чтобы они мешали. Я тебе противна?
Она смотрела на него своими огромными беззащитными глазами.
– Нет, – прохрипел Александр.
Потребовалась вся его сила воли, чтобы не наклониться и не поцеловать ее. Пришлось поскорее убраться из палатки. Собраться с мыслями. Овладеть собой. Ее беспомощность и уязвимость заставили его дать волю так долго скрываемым чувствам, и теперь он оказался в их власти. Полностью. Окончательно.
Он отправился к ручью, вскипятил чай и вошел в палатку. Она полудремала-полубодрствовала. Что бы он не отдал сейчас за ампулу морфия!
– У меня есть шоколад. Хочешь кусочек?
Татьяна легла на здоровый бок и стала посасывать шоколад. Александр сидел на траве, подняв колени к подбородку.
– Хочешь отдохнуть?
Он покачал головой.
– Почему ты решилась на такое безумие, Таня?
– Хотела найти брата.
Она быстро глянула на него и отвела глаза.
– Но не лучше ли было вернуться в казармы и спросить меня?
– Я уже это сделала. Подумала, что, если бы ты знал что-нибудь, пришел бы и сказал. А ты…
– Прости, – выдохнул Александр и увидел, как круглое личико побелело. Она так пыталась быть храброй! – Таня, мне очень жаль, но Пашу послали в Новгород.
– О нет! – задохнулась Татьяна. – Пожалуйста, больше ничего не говори. Пожалуйста.
Ее трясло, и дрожь никак не унималась.
– Мне ужасно холодно, – пожаловалась она, кладя руку на его сапог. – Можешь напоить меня чаем, пока я не заснула.
Он придержал ее голову, а другой рукой поднес ко рту чашку.
– Я так устала, – пробормотала она, не сводя с него глаз. – Совсем как на Кировском.
Александр попытался отодвинуться, но она спросила:
– Куда ты идешь?
– Никуда. Просто устраиваюсь поудобнее. Переночую здесь, а завтра мы отправимся домой.
– Но ты замерзнешь. Ложись рядом.
Александр помотал головой.
– Пожалуйста, Шура, – всхлипнула она, протягивая руку. – Пожалуйста, будь со мной.
Он не смог отказать, даже если бы и хотел. Задув лампу, он сбросил сапоги и грязную окровавленную гимнастерку, поискал в ранце чистую майку и лег рядом с Таней, накрыв их обоих одним одеялом.
В палатке царил непроглядный мрак. Он лежал на спине, а она – на левом боку, на сгибе его руки. Александр слышал треск кузнечиков. Слышал ее легкое дыхание. Чувствовал ее теплое дыхание плечом и грудью. Чувствовал ее обнаженное тело под своей ладонью. Голова кружилась.
– Таня!
– Да?
Ее голос дрожал.
– Ты устала? Слишком устала, чтобы поговорить?
– Не слишком.
– Начинай сначала и не останавливайся, пока не дойдешь до станции Луга. Что с тобой приключилось?