Книга Слепое знамя дураков - Мара Брюер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, я по зельям. По заклинаниям Оксана всегда была, – вопросительно посмотрел он на неё.
– Дай-ка сюда, – попросил я Лидванскую.
Она передала мне страницы из книги. Я напряг своё зрение и начал внимательно всматриваться в текст.
– Смотрите, некоторые буквы… они другим шрифтом напечатаны. Дайте-ка мне карандаш, я подчеркну.
Кирилл Степанович вручил мне огрызок простого карандаша:
– Война, однако, чем богат…
Я подчёркивал буквы. Когда закончил, передал заклинание Оксане.
– И лёд растает, и огонь погаснет, и мы клянёмся крестом православным… Всё.
– А теперь надо налить в кубок жидкость.
– Тут чай остался.
Клавдия в мгновение ока вылила заварку из чайника в кубок, мы взялись за него, как на картинке, и произнесли в унисон: «И лёд растает, и огонь погаснет, и мы клянёмся крестом православным». Чай потерял окраску, и мы по очереди испили из кубка, в котором теперь была вода.
– Поздравляю! – произнёс Кирилл Степанович.
– А теперь можно вопрос? – раздался голос Клавдии. – Там написано, как уничтожить наследницу?
– Да, – ответила Оксана, – здесь подробно описан ритуал. Но есть одна загвоздка, смотрите сами, – она развернула книжную страницу так, чтобы мы видели, – абзацы меняются местами, как тут можно понять, в какой последовательности действовать?
– То есть логики недостаточно для этого? – поинтересовался Григорий, почёсывая затылок.
– Думаю, только Гром сможет разгадать эту загадку… Ну, раз он рождён для этого и так далее, – предположил я.
– Не исключено, Александр, но я бы тоже хотела знать…
– Мы хранители, Оксана, и, согласно преданию, должны растить девочку в любви.
– А потом она всё равно выберет сторону своего родителя! – возмутилась она.
– Не ссорьтесь, голубки, – пропела Клавдия, – главное – мы знаем, что нам делать.
– Ты не права, мы не знаем. Мы не хотим появления этого ребёнка по большей части потому, что вынашивать её выбрали нашу Олю. А о её дальнейшей судьбе ничего не говорится в предании.
После моих слов повисла напряжённая тишина. Все думали об одном и том же.
Приближался Новый год, а за ним и православное Рождество. Меня посетила мысль: станут ли члены Общества вести собственное летосчисление со дня рождения наследницы? Я поделился своими мыслями с друзьями, они меня высмеяли. Все, кроме Оли.
– Прости, детка, но ведь для них она то же, что для нас сын Божий, – ласково заметил я. – И его, если помнишь, распяли на кресте обычные язычники.
– Ты прав, папа, но мне от этого не легче, – тяжело вздохнула она. – И я чувствую, что вы от меня что-то скрываете… нет, не рассказывай мне. Будет лучше, если… она не будет знать. Что планируют Лидванские на праздники?
– Ничего особенного, – сказал я. – Семейный ужин. Война всё-таки.
– Да, конечно. Может, хоть маскарад устроим? – с надеждой спросила она. Я почувствовал: ей было скучно четырёх стенах.
– Я передам твои пожелания, – пообещал я.
Нам не пришлось искать костюмы. Благодаря новому зелью Григория у Оксаны выросли заячьи ушки, у её брата – утиный нос, у меня, как ни странно, волчий хвост, у Оли – крылья голубя. Только Клавдия осталась неизменной, а Кирилл Степанович и вовсе отказался принимать что-либо внутрь, кроме самогона.
Стол, опять же стараниями Григория, был уставлен всевозможными вкусностями – от деликатесных колбас и сыров, которые подавались лишь верховной власти, до аппетитного мяса и изысканных салатов. Для Клавдии была кровь молодого поросёнка, которую любезно доставила Оксана.
– А у меня для вас сюрприз! – радостно воскликнул Кирилл Степанович, когда мы уже расселись за праздничным столом. – Мария!..
В кухню вошла средних лет рослая женщина с маленьким ребёнком на руках. Статная, благородная, настоящая русская баба. Я узнал её по запаху, как и Клавдия, и радостно поприветствовал, к удивлению остальных.
– Ну, что, хорошие мои, не узнали вашу Марью Фёдоровну, а? – усмехнулась она, демонстративно вертясь перед нами.
– Как же так? – ахнула Оксана.
– Срок моего наказания окончен, – сообщила колдунья, которую раньше мы знали как заботливую целительницу. – Или, вы считаете, я всегда старухой была?
– А это у вас не Лиля Громовая? – уточнила Лидванская, указывая на девчушку в руках колдуньи.
– Она, Оксаночка, она самая. Ну и баловница! Никогда бы не подумала, что у нашего Митеньки такая озорница народится!
Мы переглянулись. Тут Лиля заплакала и потянула ручки к Оле.
– Дайте-ка мне её, – попросила она Марью Фёдоровну, вставая из-за стола, – иди ко мне, милая. Не плачь, Лиленька.
Как только дочь инспектора оказалась у Оли на руках, она сразу перестала плакать и прижалась к ней. Я догадался, о чём все подумали, ощутив их эмоции. Рыжая ведьма почуяла своё дитя.
– Вот и славненько, я хоть передохну чуток. А что это у вас, Кирилл Степанович? Не ваша ли знаменитая самогоночка? – потирала руки Марья Фёдоровна, глядя на графин, стоящий перед хозяином квартиры.
– Сию минуту налью тебе стопочку, Мария, – засуетился тот.
– Скоро двенадцать… Я пока добралась… – кудахтала Марья Фёдоровна, усаживаясь за стол. – Уж боялась, что не поспею вовремя.
– Очень здорово, что успели, – улыбнулась Оля, покачивая на руках Лилю, – Присоединяйтесь, у нас тут пир горой.
– Вижу, вижу. В такое-то время пируете, – с укором заметила колдунья.
– Не голодать же, – пропела Клавдия, глотнув из бокала крови.
Мы следом за колдуньей расселись по своим местам. Марья Фёдоровна принялась рассказывать, как она провела последние несколько месяцев, заботясь о дочери инспектора, какой та была капризной и требовательной.
– Сколько нянечек сменилось, сколько кормилиц! – причитала она. – И ни одна не выдержала! Вот недавно совсем на коровье молочко да кашки перевела её. А всё потому, что маменьки родной рядом нет.
– Марья Фёдоровна, – начал я, – мы хотим кое-что рассказать вам… Лиля… она не дочь Грома. Не совсем…
– Да что ты такое говоришь, Александр? – всплеснула руками колдунья. – Как так? Али Нина не верна была Митеньке?
– Нет, вовсе нет… Но вы же лучше меня знаете о его рыжей ведьме…
Услышав это, колдунья взглянула на меня исподлобья, я же перешёл на шёпот:
– Это третий приход.
Марья Фёдоровна фыркнула, глянув на рыжую голову маленькой Лили. Глаза колдуньи округлились, а лицо приняло сосредоточенное выражение.