Книга Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи - Джон Кампфнер

К тому времени испанская оккупация Нового Света обрела большее постоянство. Корона видела в этих землях не только ресурс для разграбления, но и средство увеличения своей власти и престижа. Хотя чрезмерное насилие, творимое конкистадорами, могло внушить некоторое чувство стыда, а их свободолюбие было, мягко говоря, раздражающим, они прекрасно служили интересам королевской семьи. Новообретенное благодаря золоту богатство позволило испанской монархии укрепить свою власть и противостоять мятежам, самым опасным из которых было восстание коммунерос в 1520–1521 годах[282]. С тех пор у короля и королевы было в распоряжении достаточно средств, чтобы вознаграждать нужные им партии аристократов. Сокровища Кортеса и Писарро раскрутили кредитный бум, позволивший Испании профинансировать новые имперские амбиции и опередить своих европейских соседей.

Массовое обогащение и растущая потребность государства в увеличении доходов побуждали все большее число испанцев провозглашать себя идальго. Аристократы не просто имели более высокий социальный статус, но и освобождались на своей земле от многих налогов (так было и во Франции при Людовике XIV, когда самое тяжкое налоговое бремя ложилось на беднейшую часть населения). С каждым новым налогом, вводимым, чтобы оплачивать имперскую экспансию, все больше недавно обогатившихся испанцев (в том числе вернувшихся из Нового Света) принимались фабриковать свидетельства своей знатности. К 1542 году, вероятно, уже 12 % населения «добились» статуса идальго — или купили его. Поскольку идальго не должны были зарабатывать себе на жизнь «подлыми и низкими профессиями», они не занимались никаким продуктивным трудом, что и стало одной из причин затяжного экономического упадка Испании с XVIII века[283].

В Америке же чрезвычайная жестокость конкистадоров сыграла свою роль. В 1544 году — с удобным для многих запозданием — были приняты «Новые законы», которые теоретически защищали права остатков местного населения. Но главным образом это была попытка предотвратить появление нового автономного класса в тысячах миль от королевского двора, вне зоны его политического контроля. Предполагалось остановить выдачу энкомьенд и запретить их передачу по наследству, чтобы семьи вроде Писарро не смогли выступать как аристократы[284].

Многие конкистадоры увидели в этом угрозу своей бизнес-модели, независимости и попросту выживанию. Гонсало Писарро выступил маршем на Лиму — его брат Франсиско погиб, и он горел желанием защитить семейные владения. Он одержал несколько быстрых побед над теми, кто оставался лоялен короне. Кульминацией стала гибель первого вице-короля Перу Бласко Нуньеса Вела в январе 1546 года. Прошло чуть менее пяти лет после убийства Франсиско, и семья Писарро снова была на коне. Заговорили даже о том, чтобы короновать Гонсало как правителя новой страны, а всех его сторонников произвести в ранг аристократов[285]. Один из них, Франсиско Карвахаль, призывал Гонсало объявить себя королем, потому что иначе он останется вассалом короны и будет подпадать под юрисдикцию испанского правосудия за убийство Нуньеса Вела. Единственным способом избежать такой судьбы было окончательно порвать с Испанией:

Король не бывает предателем. Эта земля принадлежит инкам, их прирожденным правителям, и если она не будет им возвращена, то у тебя больше прав на нее, чем у короля Кастилии, ведь ты и твои братья покорили ее за свой счет и на свой страх и риск. Я прошу тебя, что бы ни случилось, коронуй себя и назовись королем, ибо никакое иное имя не надлежит носить тому, кто завоевал империю своей силой и мужеством. Умри королем, а не вассалом[286].

Гонсало не поддавался на такие уговоры. Наверное, при всех своих амбициях он желал быть принятым в испанском обществе, как часто случается с людьми, внезапно разбогатевшими. Корни конкистадоров оставались в Эстремадуре и Кастилии.

Вскоре после гибели Нуньеса Вела новый представитель короля в Перу заключил с колонистами сделку, пообещав отменить «Новые законы» в обмен на их верность короне. Как только согласие было достигнуто, Гонсало захватили и обезглавили. Вот вам и джентльменские договоренности. Впрочем, братья Писарро и сами не раз предавали своих партнеров.

Из братьев Писарро в живых оставался только один, Эрнандо — законнорожденный и грамотный. Он был не склонен решать вопросы военной силой и предпочитал переговоры. Современник описал его как «дурного христианина, лишенного страха перед Господом и еще менее верного королю»[287]. Эрнандо считал королевскую пятину жульничеством. Несколько лет он содержал в Панаме своего агента, который должен был искать обходные пути на таможне и минимизировать его выплаты в королевскую казну[288]. Так он создал одну из первых в истории налоговых гаваней, и Карибские острова (например, Бермудские) усвоили этот урок на будущее.

Теперь, когда все братья Эрнандо были мертвы, а корона укрепляла свои позиции в Перу и вообще на новых территориях, он вернулся в Испанию. Он знал, что там его ждет наказание, но был готов принять его, чтобы вернуть на родину часть семейных денег. Совет Индий в Мадриде вынес ему приговор за участие в убийстве Альмагро. Это был не более чем повод убрать его с дороги. Главной задачей для короля и его советников было укрепить свою власть над конкистадорами и забрать у них побольше денег.

Эрнандо провел в заключении двадцать один год. В основном он находился в замке Ла Мота в Вальядолиде — в том же самом здании, где он хранил первое полученное семьей золото после триумфального возвращения из Нового Света в 1534 году[289]. Замок был скорее местом домашнего ареста знаменитостей, чем тюрьмой (один из представителей семьи Борджиа, Чезаре, оказался там тридцатью годами ранее, но, как утверждалось, сбежал, спустившись по веревке из окна). У Эрнандо были перо и чернила, возможность хорошо питаться — все это оплачивалось перуанским золотом. Разрешались визиты гостей и любовниц[290].

Так завершался цикл разорения, бездумных разрушений, убийств и возмездия. Франсиско Писарро открыл для испанской империи одну из важнейших ее территорий и, насладившись определенной роскошью в самом Перу, умер, так и не добившись никаких долговременных выгод для своей семьи. Единственный, кто выжил и в итоге выиграл, — хитрый Эрнандо.