Книга Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

Мало кто из чиновников решился проявить инициативу и действовать без приказа. От главноначальствующего указаний не поступало. В начале волнений Ф. Ф. Юсупов сказался больным и не покидал своего дома37. Не торопился он и связаться с Петроградом, хотя бы для того, чтобы получить инструкции от Н. А. Маклакова. Министр внутренних дел узнал о том, что творится в Москве, из утренних сообщений газет. В город немедленно был отправлен начальник Отдельного корпуса жандармов генерал-майор Свиты Его Императорского Величества В. Ф. Джунковский38. В восемь часов вечера 28 мая (10 июня) было собрано экстренное заседание Городской думы, в ходе которого принято решение: обратиться к москвичам с просьбой сохранять спокойствие, к рабочим – с призывом прекратить забастовки, к главноначальствующему – с просьбой пресечь погромы. В 11 часов вечера в здание Думы прибыли Ф. Ф. Юсупов и А. А. Адрианов39.

Обсуждение проблемы продолжилось, в результате чего Ф. Ф. Юсупов также решил обратился к москвичам с воззванием: «28-го сего мая на улицах Москвы произошли печальные события. Начавшись под влиянием стремления удалить с заводов подданных враждебных нам государств, эти события мало-помалу вылились в самые безобразные формы. Собиравшиеся толпы не только били стекла и громили магазины, владельцы которых носят иностранные фамилии, но и грабили находившиеся в них товары. В этом постыдном деле принимали участие также женщины и подозрительного вида подростки». Ф. Ф. Юсупов призывал москвичей доверить борьбу с немцами ему как назначенному императором представителю единственной законной власти: «Я же как носитель этой власти в Москве, с первого дня моего назначения поведший борьбу с немецким засильем, сам сумею защитить интересы родного города от влияния враждебных России лиц и предупреждаю, что не позволю вмешиваться в мои распоряжения. Вместе с тем довожу до сведения жителей Первопрестольной, что при попытках вновь произвести какие-либо насильственные действия, направленные против личной безопасности или имущества, хотя бы и подданных воюющих с нами держав, я приму самые энергичные меры к их подавлению. Одновременно с этим объявляю населению вверенного мне города, что я не допускаю на улицах столицы никаких сборищ или манифестаций»40.

Вечером 28 мая (10 июня) практически вся Москва была охвачена погромами, по улицам на подводах и извозчиках открыто перевозили награбленное и торговали им. В городе начались пожары, ночью их насчитывалось уже около 3041. Для тушения были задействованы все пожарные силы города – 685 пожарных и 200 дружинников ополчения42. В огне, охватившем здание издательства «Гросман и Кнебель», погибли рукописи многочисленных монографий, в том числе и уже напечатанных здесь 22 томов «Истории русского искусства», а также коллекции фотографий автора этого издания И. Э. Грабаря43. Погромщики мешали пожарной охране, и она не успевала тушить горевшие здания. Погромы стихли лишь к пяти часам утра 29 мая (11 июня). Однако утром все началось снова, хотя в городе уже появились полиция и войска, пытавшиеся остановить погромщиков44. До появления солдат сил полиции было явно недостаточно, 68 полицейских получили серьезные ранения45.

Для успокоения разбушевавшейся толпы пришлось вызывать части из учебных лагерей46. В нескольких случаях солдатам пришлось употреблять огнестрельное оружие, при этом в толпе были жертвы – 12 убитых и 30 раненых47. Тем не менее волна погромов стихла в городе только к вечеру 29 мая (11 июня). Вслед за этим она перекинулась в Московскую губернию, но там была сразу же погашена энергичными действиями местных властей48. Беспорядки происходили только в непосредственной близости от города, в Московском и Богородском уездах, в основном в дачных районах49. Губернская администрация продемонстрировала достаточную решительность. Не менее адекватной была реакция властей и в других городах империи, где имели место похожие волнения. Во всяком случае, они нигде не приняли такого масштаба, как в Москве50.

Вряд ли это было случайностью. В первые дни волнений появление полиции и градоначальника приветствовалось толпой – погромщики считали, что действуют с разрешения властей, которые действительно поначалу не препятствовали стихии на улицах города51. На самом деле своими действиями (арестами, высылками лиц с «подозрительными фамилиями», запретами полиции разгонять «патриотические демонстрации») Ф. Ф. Юсупов только возбуждал страсти, которые потом не смог контролировать. По его приказу был арестован даже председатель Общества фабрикантов и заводчиков Московского района Ю. П. Гужон – французский подданный52 и, по иронии судьбы, активный участник обсуждения мер по борьбе с немецким засильем53. После майских событий в Москве он удивительно быстро переменил точку зрения на этот вопрос и уже считал необходимым сообщать В. Ф. Джунковскому, что нагнетание антигерманских настроений в России явно направлено против власти54.

Только вечером 29 мая (11 июня) главноначальствующий Москвы ввел в городе комендантский час: движение по улицам было ограничено с десяти вечера до пяти утра55. В этот же день для расследования событий в город прибыл министр юстиции И. Г. Щегловитов. 30 мая (12 июня) Ф. Ф. Юсуповым были запрещены любые манифестации, «какого бы рода они ни были»56. Комендантский час в Москве был отменен только 2 (15) июня57. 29 мая (11 июня) городской голова и председатель Всероссийского союза городов М. В. Челноков обратился к жителям Москвы с призывом к спокойствию: «Грабежи и насилия вчерашнего дня составляют неслыханный позор для родной столицы и ослабляют наши силы. Всякому пропущенному дню в нашей фабрично-заводской работе наши враги бесконечно радуются, и каждый из вас пусть задумается об этом. Московская городская дума обращается к населению города Москвы с призывом немедленно прекратить недостойные Москвы погромы, а к рабочему и фабричному населению Москвы – с просьбой напрячь все силы и не допускать приостановления работ на фабриках и заводах, ибо каждый день промедления есть торжество врага»58.

Враг действительно мог торжествовать, тем более что он не имел к организации этих событий никакого отношения. Торжествовала и общественность столицы. «Два воззвания прочли вчера утром москвичи: главноначальствующего над г. Москвой и московского городского головы, – гласила передовица «Утра России». – В самом факте одновременности этих двух воззваний мы усматриваем отрадный признак осуществления желаемого сотрудничества административной власти Москвы с органами общественного самоуправления»59. Несмотря на столь очевидные достижения Ф. Ф. Юсупова, для него наступало время для оправданий за случившиеся события. Весьма созвучной словам и действиям генерала была версия московских официальных властей, которую они поспешили направить в Ставку: «Взрыв оскорбленного народного чувства – буйного, разнузданного, но все же в основе своей имеющего нечто от патриотизма»60.

От имени Московской городской думы к главковерху немедленно обратился и М. В. Челноков, уверявший великого князя, что «Москва, готовая всеми средствами способствовать полной победе над врагом, примет все меры к необходимому и полному восстановлению Первопрестольной. Полная верой в окончательную победу русского оружия под верховным водительством Вашего Императорского Высочества, Москва не остановится ни перед какими трудами и жертвами, сделает все, чтобы удовлетворить нужды армии и тем помочь довести великую отечественную войну до победоносного конца»61. 1 (14) июня последовал одобрительный ответ из Барановичей: Николай Николаевич счел необходимым поддержать готовность к труду на благо армии62.