Книга Репортажи с переднего края. Записки итальянского военного корреспондента о событиях на Восточном фронте. 1941-1943 - Курцио Малапарте

Представьте себе флот, связанный, парализованный, заключенный в ледяную тюрьму, что окружает его со всех сторон. А потом представьте атаку лыжников на эти захваченные в плен корабли, и тогда у вас появится ясная идея (тем не менее очень далекая от реальности, которая гораздо более трагична, бесконечно более парадоксальна) об этом боестолкновении людей с боевыми кораблями, о борьбе пехоты, вооруженной винтовками и ручными гранатами, против тяжелых морских орудий. В безлунные ночи, освещенные лишь синим отражением льда (лед отражает сам себя, тот свет, что поднимается к нему из самых глубин моря), отряды лыжников проникают через проходы в колючей проволоке и отваживаются доходить до середины залива.

Как-то вечером я стал свидетелем выхода одной из таких штурмовых колонн (честно говоря, термин «колонна» здесь не совсем уместен, так как сразу же после того, как они возникают позади заграждений из колючей проволоки, отряды лыжников рассеиваются во все стороны, делятся на группы по два-три лыжника, которые разбегаются в стороны по бескрайним просторам окаменевших волн). Ничто не может быть более впечатляющим и вместе с тем более пугающим, чем зрелище этих лыжников, устремляющихся в открытое море.

Вдоль кромки этих замерзших волн царит глубокое молчание. А выход разведгрупп, устремившихся вдаль, чтобы атаковать одну из самых укрепленных военно-морских баз в мире[62], вызвал у меня странную ассоциацию с выходом рыбацких лодок под парусом из порта. Женщины, дети и старики на пирсе молча прощаются с лодками, которые, послушные веслам, уходят все дальше от берега. И вот уже там ставят паруса, ловят ветер, и лодки исчезают вдали, плавно скользя по глади моря.

Это было очень похоже на выход моряков, и в замерзшем воздухе, наполненном запахом льда и елей (холодным пронизывающим запахом льда и теплым глубоким ароматом хвои), я почувствовал аромат морских водорослей, холодной воды и рыбьей чешуи.

Примерно через час мы услышали первые ружейные выстрелы. Они доносились откуда-то издалека, от горизонта, который можно было различить во мгле. Над бескрайними просторами ледяной пустыни, будто струи воды из фонтана, взмыли вверх красные и зеленые сигнальные ракеты. Финские разведгруппы вступили в боевой контакт с русскими дозорами, которые здесь, в отличие от участка фронта на Карельском перешейке или у Олонца, между Ладожским и Онежским озерами, состояли не из лыжников-сибиряков, а из моряков Балтийского флота. О, эти странности войны! Моряки спускались с окруженных льдом кораблей и на лыжах продолжали вести войну на море. Иногда они доходили до самого финского (с 1940 г. советского. – Ред.) берега, даже до Териоки. Время от времени ожесточенная перестрелка вспыхивает на острове Гогланд, расположенном к западу от Кронштадта, который финны недавно отбили у русских моряков. Это война отчаянных храбрецов, война, как я уже сказал, людей против боевых кораблей, лыжников с винтовками против стальных башенных орудий калибра 381 мм[63].

Финские лыжники скользят по льду, волокут за собой небольшие сани, на которых везут тяжелые пулеметы и коробки с боеприпасами. На тех же санях они привозят обратно в лагерь своих раненых и убитых товарищей. (У русских моряков и у финских лыжников есть одна общая черта: они не оставляют своих убитых. Прибрежные народы, а финские лыжники почти все относятся к жителям прибрежных районов, еще точнее – к рыбакам, живущим торговлей в Финском и Ботническом заливах, ревностно относятся к павшим. Они знают, что море алчно. Оно пожирает мертвых, оно жадно стремится поглотить их. У рыбаков из финского города Турку и его окрестностей есть народная песня, где море, запертое под слоем льда, кричит и бранится, бьется головой о твердую прозрачную голубую крышу, пока партия рыбаков идет по его замерзшей поверхности с трупом товарища на плечах.)

Однако не следует думать, что битва под Ленинградом сводится только к этим столкновениям дозоров. Борьба, которая сейчас кипит у Кронштадта, представляет собой лишь один из бесчисленных эпизодов этой грандиозной осады. (Когда я перееду на участок фронта у Ладожского озера и у Олонца, к северо-востоку от Ленинграда, я расскажу и о других боях.) Осажденную столицу коммунистической революции сейчас сжимает стальное кольцо. И для того, чтобы исследовать этот район полностью, чтобы узнать все подробности, пришлось бы преодолеть сотни километров, побывать на каждом участке, каждом выступе, каждом передовом посту. Например, невозможно отправиться с Карельского перешейка (где я сейчас нахожусь) на Олонецкий перешеек по Ладожскому озеру. Нужно сначала вернуться в Хельсинки, строго на север, в глубь Финляндии, а затем повернуть на юго-восток; при этом весь путь составит около тысячи километров[64]. Этого примера достаточно, чтобы проиллюстрировать трудности осады на такой обширной территории, против такого огромного города, на местности зимой труднопроходимой из-за снежных заносов, а в летние месяцы – из-за множества озер и болот.

Я уже много раз пытался описать, как выглядит фронт в районе осады, конфигурацию этого колоссального кольца окопов. По форме она выглядит как гигантский четырехугольник, протянувшийся от Олонецкого перешейка между Ладожским и Онежским озерами в сторону Карельского перешейка и от Шлиссельбурга к Петергофу. Оборонительная система Ленинграда выглядит настолько внушительной, насколько это только можно себе представить. Это система специально построенных укреплений и долговременных оборонительных сооружений, некоторые из которых помнят еще царя Петра I Великого. Все это завершено и усилено несколькими мощными шедеврами военно-инженерной мысли: двойной линией бетонных дотов и стальных бронеколпаков, а также всеми самыми современными изобретениями в области оборонительных укреплений[65]. Топографическая конструкция системы явно напоминает о Вобане, и, как пример такого искусства (в чем коммунисты традиционно сильны) превращения современного города в крепость, она явно демонстрирует признаки того, что опирается на опыт Мадрида. (С точки зрения ведения осадной войны опыт Мадрида до сих пор является непревзойденным. И можно было бы посвятить целую главу обсуждению того бесспорного факта, которым является продемонстрированное коммунистами как во время гражданской войны в Испании, так и нынешней кампании в России настоящее мастерство в технике обороны городов даже против армии, оснащенной мощным современным вооружением и техникой. Об этом, безусловно, было бы весьма интересно прочитать. Так как данный факт должен иметь объяснение. И оно вряд ли может быть чисто военным.)