Книга Круг невинных - Валентен Мюссо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Монтейро был немного растерян и посмотрел на нее почти суровым взглядом, уверенный, что она снова смеется над ним. Затем, не заботясь о последствиях, наклонился к ней и запечатлел на ее губах настоящий поцелуй.
И Жюстина его не оттолкнула.
С некоторых пор она думала, что Марк больше не предпримет никаких попыток. Однако у нее не было ни сил, ни желания его останавливать. Жюстине понравилась теплота его губ, и она пожалела, что курила несколькими минутами раньше и теперь ее дыхание небезупречно. Теперь она боялась лишь одного: что он потом станет бормотать неловкие извинения. Все, что от него сейчас требовалось, это быть немного увереннее, черт побери!
Но после того, как поцелуй подойдет к концу, им предстоит оказаться лицом к лицу, не зная, что делать или что говорить. Жюстина не хотела, чтобы между ними повисло молчание. Устав оттого, что все время была настороже, она не хотела, чтобы глупая стеснительность испортила эту минуту настоящей близости – единственную, которая у них была за всю историю отношений. Она взяла его за руку и ограничилась одним-единственным словом:
– Входи!
8
Стефан Лоран медленно пробудился от дремоты. Батарея его айпада была разряжена, и соло Марка Нопфлера резко оборвалось за несколько секунд до восхитительного финального риффа в «Sultans of swing». Однообразное и прерывистое покачивание поезда вызывало тошноту. Молодой человек заранее знал, что не сможет сомкнуть глаз: ночные поездки были для него настоящей голгофой. У Стефана с детства было не все хорошо с внутренним ухом, и это заставляло его терять равновесие и делало невыносимыми поездки на поезде или в машине. Растянувшись на своей полке, он не мог отделаться от ощущения, что у него в ушах жужжит целый рой грязных мух. С того мгновения, как он больше не мог слушать музыку, этот шум становился все более и более невыносимым. Встав с полки, Стефан при тусклом свете лампочки вышел в коридор. В темном оконном стекле он увидел себя: смутное отражение, перемешанное с мелькающими снаружи тенями. Прислонив лоб к стеклу, парень попытался разглядеть за окном хоть что-нибудь. Огоньки, освещающие железнодорожные пути, появлялись через равные промежутки, слепили глаза и еще больше мешали любоваться пейзажами.
Стефан порылся в карманах джинсовой куртки и вынул оттуда пачку сигарет. Посмотрел вокруг: сейчас ему не хотелось ни с кем разговаривать. Но поблизости никого не обнаружилось, за исключением девочки-подростка в наушниках. С виду она была чуть моложе его самого. Стефан зажег сигарету, и облако табачного дыма заполнило его легкие, вызывая приятное головокружение.
Он чувствовал себя совершенно пустым, будто цистерна, у которой открыли кран и она за несколько минут извергла из себя тысячи литров воды. А иногда, наоборот, ощущал себя чересчур переполненным. Все, что заполняло его, теснилось в голове и даже в теле. Ему казалось, что он снова чувствует у себя в жилах таинственное клокотание, которое ждало возможности вырваться наружу; раскаленная лава, заключенная в темной оболочке магмы. Окружающие не могли его понять, и Стефан это хорошо знал. Они жили беззаботно, неспособные выйти за пределы своего облика, за пределы своего сознания, пересечь границу, которая отделяет возможное от невероятного. Все они пленники торжествующей повседневности, нелепого материализма.
Тем не менее Стефан часто мечтал чувствовать себя как они. Ему так хотелось раствориться в толпе! Столько людей мечтает быть исключительными, наделенными невероятными талантами. Все человечество именно из таких и состоит… Им было бы недостаточно даже четверти часа славы Энди Уорхола[32]. Они хотят, чтобы их замечали, хотят мелькать на телеэкране, издавать глянцевые журналы, чувствовать, что толпа дышит только ими. Даже не обладая ни каплей таланта, они хотят быть на виду и в центре обожания. Пожелай он этого, Стефан мог бы издавать журнал в любой стране мира. Он знал о своей уникальности, но это вовсе не делало его счастливым. Быть под угрозой не больше любого другого человека, не чувствовать себя затравленным зверем, не играть никакой роли было для него недостижимым счастьем.
Вместо этого он путешествовал один, жалким ночным поездом, совершенно разбитый. Дело было не в усталости. Он не нуждался ни в сне, ни в отдыхе. Нет, эта внутренняя лава больше не клокотала, вещь ушла в недостижимые дали.
– У тебя сигареты не будет?
Стефан повернулся к юной девушке, которая не выключила свой плеер: можно было смутно различить горячечный ритм «тяжелого металла». На девушке была отвратительная футболка с кровавыми буквами, складывающимися в надпись Ted Bundy is dead[33]прямо над улыбающимся лицом киллера. Не говоря ни слова, Стефан протянул ей свою пачку.
– Пасиб, – сказала она, делая шаг назад.
Он украдкой посмотрел на нее, чтобы убедиться, что девчонка не собирается затеять с ним разговор. Сейчас ему, как никогда, хотелось побыть одному.
Он снова подумал о недавних нескольких днях. Странное дело: первое, что пришло на ум, было лицо лейтенанта Неродо. Стефан будто снова видел ее медную кожу, волосы цвета воронова крыла, зубы фарфоровой белизны. На следующую ночь после их встречи он мечтал об этой женщине. Мечта озадачила его своей банальностью. Его всегда шокировала бедность миров, являющихся ему в сновидениях. И это ему, способному столько всего совершить одной силой ума…
Лейтенант Неродо. Жюстина. Стефан даже знал ее имя. Его он прочитал на визитной карточке, которую она протянула ему в начале разговора. Очень странная манера демонстрировать свой официальный статус, будто она хотела одновременно придать своим поступкам обоснованность и дать понять, кто здесь главный. В ее взгляде Стефан прочел некоторое отсутствие уверенности, которое она, наверное, каждый день скрывает за жесткостью и холодностью. Обычные люди, должно быть, видят только служебное рвение, но он способен различать то, что находится за этими хитростями. Она между тем сопротивлялась, и он не смог вырвать у нее все, что хотел. Эта женщина даже смогла вывести его из равновесия, раздосадовала, если быть честным. Стефан вовсе не казался настолько убедительным и заслуживающим доверия, как она его себе представила. Он попытался перенаправить ее на «след Кареллы», но при этом чувствовал себя неловким, слишком театральным. Карелла!.. Вот его он никогда не мог прочувствовать. Стефану редко случалось встретить настолько презренного типа. Поэтому он не испытывал никаких угрызений совести от того, что устроил ему неприятности. Молодой человек поспешил отвлечь свой разум от этого неинтересного создания.