Книга Костры Фламандии - Богдан Сушинский

Выйдя из дворца, он ожидал, пока оруженосец выведет коней, и одновременно размышлял о том, что надо бы все же свидеться с графиней и попрощаться.

– Уж не собираетесь ли вы покинуть нас? – появился по ту сторону двора Кара-Батыр.

– Собрался. И прошу передать графине, что хотел бы откланяться и лично засвидетельствовать…

– Тотчас же передам, – перебил его татарин. Взгляд его при этом был устремлен в сторону крепостной стены.

«Да ведь где-то там, в башне, очевидно, творит последние молитвы маркиз д’Атьен, – вспомнил де Моле. – Каково ему сейчас, жалкому интригану! Правда, ты не многим лучше его. Но нельзя же, в самом деле, опускаться столь низко».

– Ждите здесь, я сообщу графине, – попытался остановить его Кара-Батыр, считая, что граф решил направиться в покои графини без доклада.

Но де Моле вышел на середину двора и посмотрел на угловую башню, возвышавшуюся между привратной стеной и стеной, идущей по берегу реки. Силуэт человека, стоящего на верхней площадке, лицом к ущелью, казался каменной статуей. Четко очерченный на фоне голубоватого неба, вознесенный почти к поднебесью, человек этот больше напоминал отрекшегося от мира сего, вечно молящегося святого, нежели отверженного, павшего в низости своей изгоя аристократического общества.

«А ведь все шло к тому, что на месте маркиза, в той же «поднебесной башенке», мог оказаться я, – содрогнулся граф. – Да, все шло именно к этому».

Маркиз, конечно, вел себя, как последний трус. Эти мольбы о пощаде… Тем не менее де Моле чувствовал себя его сообщником. Если бы покушение удалось и замком овладел бы д’Атьен (с шевалье как-нибудь разделались бы), они вдвоем могли бы прочно осесть в стенах Шварценгрюндена.

«Укрепи, Господь, силы этого обреченного настолько, чтобы у него хватило мужества броситься с башни!» – взмолил он Бога о том единственном, что мог пожелать сейчас д’Атьену.

Появилась во дворе и с горделивым молчанием прошествовала мимо де Моле графиня де Ляфер. Вслед за ней шел Кара-Батыр, неся шпагу маркиза д’Атьена с золотистой перевязью, и шевалье де Куньяр. Поняв, что они направляются к Посольской башне, граф потянулся за ними.

«Солнце уже зашло, – рассуждал он, – час маркиза пробил. Неужели графиня вознамерилась присутствовать при его самоубийстве?»

– Маркиз! – вдруг позвала Диана, остановившись у башни. – Вы слышите меня, маркиз?

– Я здесь! – донеслось из башни, и в бойнице показалась голова д’Атьена.

– Как, вы все еще в башне?! Все еще не решились? Но ведь солнце уже давно зашло! Вы не боитесь простудиться?!

– Испепели меня молния святого Стефания! – расхохотался шевалье. – Пора бы уже и честь знать, маркиз д’Атьен!

– Да-да, вы правы! – оскорбления и издевательства им уже не воспринимались. – Я сейчас! Только попросил бы вас, графиня… попросил бы уйти.

– Не тешьте себя надеждой, маркиз! Все равно броситься вниз вы уже не решитесь! – окончательно уничтожила его графиня. – Спускайтесь сюда! Слышите?! Немедленно спускайтесь!

Татарин, дежуривший все это время на нижней площадке, мигом метнулся к маркизу и чуть ли не силой заставил осужденного сойти на так и не принявшую его землю. Встретив появление потупившегося, раскисшего маркиза насмешливым взглядом, Диана повела всю процессию к воротам, приказала открыть их и спустить подъемный мост.

– Вы свободны, маркиз, – объявила графиня, остановившись у моста. – Но если я когда-нибудь узнаю, что вы вновь появились хотя бы в пределах десяти миль от замка, вам придется творить молитвы на холодном ветру до самого утра.

Теперь уже рассмеялись все, кроме маркиза.

Совершенно потеряв чувство собственного достоинства, он ступил на мост и воровато, словно побитый пес, оглядываясь на графиню и рыцарей, засеменил на ту сторону рва. Даже сейчас, оказавшись вне пределов замка, он все еще не верил в собственное спасение.

– Куда же вы, маркиз?! – вновь окликнула его властительная владелица Шварценгрюндена. – Что за странная спешка?!

Д’Атьен вздрогнул всем телом, остановился и медленно-медленно повернулся к ней лицом.

– Вы так торопитесь, ритуалмейстер ордена тамплиеров, что забыли свою шпагу!

– Вы правы, – унизительно согласился д’Атьен. Графиня взяла из рук Кара-Батыра клинок маркиза, небрежно швырнула его на середину моста и ушла.

«Какое бесчестие! – ужаснулся де Моле, с презрением и жалостью наблюдая за тем, как, понурив голову, маркиз возвращается к своему оружию. – Какое немыслимое бесчестие! – Почти простонал Великий магистр. – И этот человек был назначен мною главным ритуалмейстером ордена бедных, но гордых рыцарей Христовых!»

42

Небольшой двухмачтовый корвет испанцев не подходил, а как бы подкрадывался к громадине «Женевьеве». Жерла орудий французского корабля смотрели прямо в борт сторожевика и, казалось, хватило бы залпа, чтобы разнести его вдребезги.

Одно из орудий излучало черноту своего зева прямо на капитанский мостик, и командор с ужасом молил Бога, чтобы еще несколько минут оно не начало извергать смертоносный огонь. Но пока все спокойно. На палубе «Женевьевы» – всего лишь несколько офицеров, да и те держатся руками за борт, показывая, что не намерены браться за оружие.

Вот уже брошенные с «Сан-Себастьяна» абордажные крючья вонзились в тело корабля. Первые двое испанских солдат-храбрецов, выждав, пока борт сторожевика окажется на гребне волны, на уровне борта «Женевьевы», переметнулись на его палубу. И никто не встретил их с оружием.

Но именно в те минуты, когда казалось, что захват «Женевьевы» пройдет по всем правилам пленения судна, сдавшегося на милость хозяев этой части моря, произошло нечто неожиданное. Откуда-то из-за пристройки, с бочкой, поднятой над головой, появилась могучая фигура человека в шароварах и расстегнутой до пояса рубашке, с бритой головы которого свисал клок основательно поседевших волос. Используя бочку вместо тарана, этот великан буквально смел испанского солдата назад, на палубу сторожевика, потом схватил лежавшую у борта огромную, утыканную железными шипами булаву и боковым ударом сбил в море другого испанца-офицера.

– Слава![21]– сотнями глоток взревела палуба «Женевьевы» еще через минуту.

– Слава! – подобно пламени, перебросился этот неизвестный доселе испанцам клич на остальные французские корабли.

Звон клинков и пистолетные выстрелы сливались с криками падающих в воду и тонущих между бортами людей. Здесь никто не просил пощады, и никто никого не щадил.

Сбив испанцев с палубы «Женевьевы», казаки и мушкетеры устремились на сторожевик. Одним из первых там оказался полковник Гяур. Наводя ужас на испанских солдат своим дьявольским оружием – копье-мечом, он отражал удары сразу нескольких клинков, и не просто удерживал часть палубы, давая возможность высаживаться за своей спиной остальным казакам, но и теснил врагов к капитанскому мостику.