Книга Источнику не нужно спрашивать пути - Берт Хеллингер

Живые и мертвые

Для меня становится все очевидней, что при семейных расстановках нельзя останавливаться на том, что лежит на поверхности. Для того чтобы найти решение, мы должны включать в них иное — более широкое. Так мы сможем постичь величие умерших; понять, что царство мертвых не есть нечто ужасное, совсем нет. В нем — завершенность и величие. Смерть — это огромное царство мертвых, жизнь мимолетна. В царстве мертвых покоится то, что окончено. Позднее в это царство придут и ныне живые. Стремясь попасть туда раньше времени, они нарушают покой умерших. Право попасть в царство мертвых возникает только в свое время, не раньше.

Знание в силу принадлежности к общей душе

То, что происходит в процессе семейных расстановок, — таинственно. Как это возможно, чтобы чужие люди, не имеющие совершенно никакого представления о семье или о лицах, которых они замещают, вдруг реагируют так же, как те, кого они замещают: чувствуют так же; ведут себя так же; у них возникают физические симптомы реальных людей. Я думаю, тут необходимо несколько изменить свое представление о мире.

В философской теории познания, или в коммуникативной теории, существует представление, что знание приходит путем передачи. Но здесь мы видим, что есть иное знание, которое не передается, оно существует в силу принадлежности. Возникает вопрос: принадлежности к чему?

Я долго думал над этим, и наиболее вероятным мне кажется, что все мы принадлежим общей душе. То, что мы называем своей душой, не может быть таковой, поскольку наша душа связывает каждого из нас с нашей семьей, а через нее с Большой Душой, как я ее называю. В этой душе все связаны со всеми, связаны неким знанием. Такое знание и есть знание в силу принадлежности.

Это знание приходит во время семейных расстановок — участникам, и прежде всего терапевту, если он это допускает. Это самое важное. Терапевт, находящийся во власти философской теории познания и полагающий, что знание приходит путем передачи, что необходимо каждого о многом расспросить, прежде чем начать работать, теряет контакт с общей душой.

Поэтому терапевт должен отказаться от многих вопросов еще вначале. Вступив в силовое поле, терапевт получает понимание, которое ему необходимо. Такая работа требует от него полного переосмысления.

Если терапевт остается при убеждении, что сначала нужно все узнать, расспросив об этом, что только так станет понятно, что делать, он нарушает силовое поле, в котором находится. В этом случае участники не откроют ему всей правды, которая чрезвычайно важна. Итак, самое главное, чтобы терапевт смог отступить в тень, почувствовать связь с чем-то большим, довериться движению Большой Души, пойти за ней и таким образом участвовать в происходящем, чтобы шаг за шагом выявилось то, что должно.

Терапевт не знает, что может в конце концов выявиться. Он всегда только совершает шаги, которые становятся очевидными в процессе расстановки. Иногда эти шаги очень велики, и терапевт может испугаться, что клиент действительно умрет. Но терапевт не должен этого бояться.

Если терапевт идет вместе с таким движением, оно может измениться на противоположное и приведет к решению. Такое происходит, только если полностью предаться движению и не тормозить его. Состраданием, например: «Ах, давайте все же попробуем, может, мы найдем хорошее решение», хотя такого решения не существует, но терапевт хочет действовать, а он уже утратил контакт с истинной ситуацией.

Помогать в гармонии

Во время семейной расстановки терапевт должен отказаться от того, чтобы руководить ею. Он отдается силам, которые действуют в гармонии с семьей, с которой он работает. Как только он входит в систему как терапевт, он входит в созвучие с семьей, с которой работает иногда в большей, иногда в меньшей степени.

Созвучие достигается, только если терапевт отказывается от своих намерений, в том числе от намерения исцелить или изменить судьбу клиента. Терапевт без страха соглашается с тем, что в данный момент выявляется, что происходит, он соглашается с выявленным без намерений и страха. Все должно быть таким, какое есть, это очень важно. Терапевт должен воспринимать происходящее без страха, даже если это кажется ужасным. Например: жизнь клиента в опасности, или он не хочет жить. Увидев такое, терапевт ничего не должен менять. Он в гармонии с происходящим и согласен с судьбой клиента, какой бы она ни была.

Для терапевта это означает внутреннее очищение от намерений, а также от властных представлений. Это очень смиренный процесс. Включившись в процесс таким образом, терапевт сможет распознать, в каком направлении развивается действие, и тогда — возможно, внезапно как озарение — приходит решение или находится выход. Он озвучивает то, что ему открылось, но без намерения, что это исполнится. В работе с такими глубокими процессами, где речь идет о жизни и смерти, иногда можно видеть, что, даже если решение появляется, клиент принимает его лишь на время, а затем снова отходит назад, в свою прежнюю судьбу.

Позиция терапевта в этом случае совершенно отлична от терапии с последующим контролем результата. Терапевт, который намерен контролировать результат, размышляет, как его достичь. В нашем случае терапевт ведет себя совершенно противоположным образом. Если клиент возвращается к своей судьбе, терапевт соглашается с этим. Это не имеет ничего общего с размышлением о том, хорошо это или плохо. Терапевт в созвучии с тем, что происходит, к чему бы это ни привело. А может, судьба, которую выбирает клиент, или судьба, с которой он согласился, и есть подобающая ему, терапевт не может знать этого. Этой судьбе присуще свое тайное величие, которого терапевт не видит, и потому он не осмеливается судить о том, хорошо это или плохо.

При этом происходит следующий внутренний процесс: отступиться от всего многообразия феноменов и всего того, что знаешь, отступить в «пустую середину». Чем драматичнее действие расстановки, чем более речь идет о жизни и смерти, тем более необходимо, чтобы терапевт сосредоточился, находясь в «пустой середине». Чем глубже он сделает это, тем больше силы будет иметь то, что он скажет. То, что идет из середины, имеет непосредственное действие, поскольку оно идет в созвучии с движущими силами.

Кто занимается семейными расстановками, со временем все тверже приходит к такой позиции. Во время расстановки, если терапевт погружен в нее, сама расстановка приводит его в «пустую середину». На самого терапевта это обязательно оказывает просвещающее и обогащающее действие. В отсутствие каких-либо намерений и страха, в созвучии с происходящим и согласии со смертью. Смерть не страшит его. Ведь жизнь для него — это часть бытия. Не жизнь значительней, а бытие, из которого проистекает жизнь и в которое она уходит. Он в созвучии с этим бытием и только так может работать.

За поиском причин часто скрывается представление, что можно что-то изменить задним числом. Даже в случае системного переплетения действует представление, что его выявление означает исцеление клиента. Это не так. Нельзя это воспринимать так поверхностно. Проводя расстановку, я не имею иного намерения, чем привести что-то в гармонию. Состояние гармонии имеет зачастую исцеляющее или смягчающее действие. Но если я провожу расстановку семьи, для того чтобы клиент выздоровел, я — не в созвучии. Я просто не знаю, соответствует ли это движению его души.