Книга Пока пройдет гнев твой - Оса Ларссон

Стая ворон приземляется во дворе Яльмара Крекула. Их клювы и перья блестят на солнце.

«Черт, какие же они огромные!» — удивляется Яльмар, наблюдая за птицами в окно.

Ему кажется, что они зовут его. Когда он выходит на крыльцо, несколько птиц отскакивают в сторону, но ни одна не улетает. Они каркают или издают негромкие гортанные звуки. Яльмар сам не понимает, какое впечатление они на него производят. Он просто смотрит на них.

«Я должен навестить могилу Вильмы, — думает Яльмар. — Прямо сейчас. Никто не посчитает этот поступок странным».

Городское кладбище Кируны утопало в снегу. Между расчищенными дорожками и могильными плитами лежали высокие сугробы; идешь, словно по лабиринту. Ребекка озиралась, с трудом узнавая местность: не так-то просто сориентироваться. Почти никто не успел убраться после метели сегодня утром. Все могилы завалены снегом, искрящимся на солнце. Березы, чьи ветки опустились под тяжестью сверкающего белого груза, похожи на ворота.

Обычно Ребекка ходила здесь не спеша, читая по дороге надписи на могильных камнях. Ей нравились эти похожие на титулы старые названия: владелец поместья, лесничий, церковный управляющий, — и имена: Гидеон, Еуфемия, Лоренц.

Могилы бабушки и дедушки скрыты под сугробами. В таком состоянии они были и до утренней метели. Мучаясь совестью, Ребекка взялась за лопату.

Свежий снег легкий и воздушный, однако под ним крылись мокрые, обледенелые пласты. Солнце слепило глаза и грело спину. Ребекка подумала о том, что никогда не ощущала здесь присутствия бабушки. Нет, старушка всегда поджидала ее в другом месте: где-нибудь в лесу, иногда дома. Посещение могилы — не более чем попытка заставить себя думать о ней, быть с ней.

Хотя бабушка наверняка хотела бы, чтобы ее могила содержалась в порядке, решила Ребекка, мысленно обещая себе и бабушке почаще сюда приходить.

И вот она погрузилась в воспоминания. Ей снова пятнадцать, и она едет на мопеде из Кируны в Курраваара. Преодолев тринадцать километров, ее «Пуч Дакота» с грохотом въезжает в бабушкин двор. На плече у Ребекки висит школьная сумка. Скоро выпускной, а с осени она пойдет в гимназию. Время — больше шести вечера. Девочка находит бабушку в сарае и бросает свою куртку на край большого чугунного котла, вмурованного в стену над очагом. Зимой бабушка греет в нем воду для коров. Иногда отмачивает в нем, а потом высушивает березовые почки и дает их скотине вместе с овсом. Не раз Ребекка помогала бабушке обдирать листву с веток.

Руки у бабушки грубые и исцарапанные. Когда Ребекка была маленькой, она купалась в этом котле каждую субботу. Тогда бабушка клала на его дно дощечки, чтобы девочка не обожгла ноги.

И сейчас, у бабушкиной могилы, Ребекка вспоминала все те мирные, деревенские звуки, которых никогда больше не услышит: как скрипят губами жующие коровы; как звенит по краю ведра струйка молока во время вечерней дойки; как гремит цепь, когда скотина в стойле тянется за сеном; как жужжат мухи и щебечут ласточки.

Завидев внучку в сарае, бабушка перво-наперво отсылала ее переодеться: школьную форму надо беречь! «Зачем?» — отвечала Ребекка, принимаясь чистить корову.

И бабушка не спорила. Она только и умела, что говорить строгим голосом. Внучке с ней жилось вольготно.

Она умерла в одиночестве, пока Ребекка училась в Уппсале. «Я не должна сейчас думать об этом, — убеждала себя Ребекка. — Хуже всего, что этого я не смогу простить себе никогда».

Вспотевшая и усталая, Ребекка Мартинссон решила перевести дух, когда почувствовала, что за ее спиной кто-то стоит. Оглянувшись, девушка увидела Яльмара Крекула. Он походил на бродягу, который не раздеваясь спит в подъездах и ищет себе пропитание в мусорных баках.

Сначала она испугалась. Потом почувствовала на сердце какую-то тяжесть — охватившее ее сострадание. Он действительно выглядел несчастным. Ему плохо.

Ребекка молчала.

Яльмар смотрел на нее с удивлением: он не ожидал встретить здесь прокурора. Сам он направлялся в новую часть кладбища, к могиле Вильмы. Все недавние захоронения расчищены и убраны. Должно быть, стоило солнцу выглянуть — и родственники не замедлили появиться здесь с лопатами. Может, и в обеденный перерыв. «Любимому и незабвенному» — так написано почти на каждом памятнике. Яльмар спрашивал себя, как будет выглядеть его надгробье, если только жена Туре Лаура вообще будет заниматься его похоронами. Разве только чтобы успокоить соседей. Он остановился возле детской могилы и быстро сосчитал в уме, сверяя даты рождения и смерти, сколько же прожил на свете этот Самюэль. Два года, три месяца и пять дней. В левом верхнем углу могильной плиты — фотография мальчика. Ничего подобного до сих пор Яльмару видеть не приходилось, и дело вовсе не в том, что он бывает на кладбище слишком редко. Портрет мальчика окружали игрушки, свечи и цветы.

— Мой маленький друг, — вздохнул Яльмар, чувствуя, как слезы давят грудь.

У него не осталось сил постоять у могилы Вильмы. Он быстро прошел мимо временной алюминиевой таблички с надписью «Вильма Перссон». Подарки, цветы, тепловые свечи. Потом вернулся в старую часть кладбища и, только завидев Ребекку Мартинссон, вдруг спросил себя: «Зачем?»

Он узнал ее по плащу и длинным темным волосам. Не понимая зачем, Яльмар подошел к ней и остановился поодаль. Она испугалась его, это он заметил.

Яльмар хотел сказать этой женщине, что бояться ей нечего, но молчал. Просто смотрел на нее, как идиот. Собственно, таким он и был всю свою жизнь: идиотом, которого шарахались люди.

Она тоже не говорила ни слова. Постепенно страх в ее глазах сменился каким-то другим чувством. Яльмару стало не по себе, он не привык, чтобы на него так смотрели. И еще ему показалось странным, что она молчит. Обычно это делал он, предоставляя другим возможность говорить и решать за него.

— Пусть земля им будет пухом, — наконец сказал он.

Ребекка кивнула.

— А ты пришла навестить тех, кого убила? — спросил он ее.

Он знал. Ведь об этом писали газеты и говорили люди.

— Нет, — ответила Ребекка, — бабушку с дедушкой. — Она кивнула в сторону могилы, которую сейчас расчищала от снега.

Только потом она поняла, как странно прозвучал вопрос Яльмара. Ей показалось, он проглотил слово «тоже». «Ты тоже пришла навестить?..» — будто хотел спросить он.

Ребекка повернулась и показала в другую сторону.

— Те, кого я убила, лежат там, — добавила она изменившимся голосом. — И там, — она показала вдаль. — Только Томаса Сёдерберга здесь нет.

— Ты дешево отделалась, — заметил Яльмар.

— Да, — кивнула Ребекка. — Судьи решили, что это была самооборона.

— И как же ты теперь себя чувствуешь?

Он выделил слово «ты» и взглянул ей в глаза, а потом склонил голову и посмотрел на снег, почтительно, словно стоял перед алтарем в церкви.