Книга Сфера-17 - Ольга Онойко

Он уставился в беломраморный пол и шагнул вперёд. «Как на казнь иду, – подумалось ему. – Нельзя так чувствовать. Нельзя принимать близко к сердцу. Вообще никак нельзя принимать. Йеллен очень наблюдателен, слишком наблюдателен. Если он заподозрит, что я испытываю отвращение… Да чёрт подери, он и так это знает. Пока что это его развлекает. Но я должен очень хорошо это скрывать».

– Очень хорошо, – сказал Йеллен, будто повторил вслед за его мыслями; под жарким солнцем Николаса обдало холодом. – Идите ко мне, Ник.

«Это происходит не со мной, – мысленно повторил тот, – не со мной».

Йеллен обнял его и крепко, жарко поцеловал в шею. Его руки прошлись по спине Николаса и остановились на талии. Йеллен не ласкал его, а ощупывал, как товар, словно удостоверяясь в должном качестве. «Вероятно, он нашёл качество удовлетворительным…» – мысли Николаса плыли и плясали, он чувствовал себя отдельным от собственного тела. Несомненно, господин исполнительный директор испытывал сильные эмоции. Глаза его весело блестели.

– Хотите правду, Ник? – вдруг сказал он. Голос звучал бархатно, ласкающе. – Может быть, вам станет… не легче, нет, но несколько проще, если вы будете знать правду.

Николас молча поднял глаза.

Йеллен отстранился и присел на ограждение. Загадочная улыбка бродила на его губах.

– Интригует? – спросил он и сам ответил: – Разумеется, интригует. Вы же понимаете, хороший управленец должен учитывать множество факторов. Я – хороший управленец. Моя правда подобна бриллианту. У неё много граней, и каждая важна.

«Новый Йеллен, – подумал Николас. – Какой-то по счёту, философствующий краснобай. Сколько у него лиц? Ровно столько, сколько требуют обстоятельства…»

Директор улыбнулся так, словно прочитал эту мысль. Николас ознобно повёл плечами.

– Уже очень давно, – доверительно сказал Йеллен, – не было так, чтобы я решал только одну задачу в один момент времени. Сейчас я тоже преследую несколько целей. Эгоистичное наслаждение – одна из них, я не отрицаю. Но кроме того, «Поцелуем» управляет ти-интерфейс. Вы же не думаете, что он читает только мои мысли.

«Так я и знал», – подумалось Николасу. Ему вдруг стало смешно. Ни злости, ни страха, один лишь смех.

– Интерфейс намного сложнее, чем полагает широкая общественность, – продолжал Йеллен. – Сложнее и тоньше. Поэтому-то Председатели Манты так одержимы желанием заполучить его себе. Знаете, что думает интерфейс о вас, Ник?

– Он что-то думает? – вырвалось у Николаса.

– А как же! – Улыбка Йеллена стала ослепительной. – Он говорит о вас удивительные вещи. Потрясающие вещи. Вы не просто полномочный посол. Я гадаю, случайность это или закономерность… Вы – часть ноосферы вашей планеты, неким образом идеально воплотившая в себе её особенности. Её неповторимое своеобразие. У меня дух захватывает, Ник. Последний раз я испытывал подобные эмоции, когда ухаживал за гендиректором, – и Йеллен тихо засмеялся.

«Вероятно, я должен чувствовать себя польщённым», – подумал Николас равнодушно.

– Мой долг – изучить вас со всех сторон, – заключил Йеллен.

Он сощурился. Лицо его стало лукавым и хищным, отталкивающим. Он снова преобразился в демоноподобную тварь, но это прошло мимо внимания Николаса. «Ти-интерфейс, – думал тот, – совмещённый с мощным ИскИном, они тут свихнулись на Сердце, запускать такое в производство…

– Бросьте эти мысли, – велел Йеллен, выпрямился и по-хозяйски притянул Николаса к себе. – И не стойте как манекен. Вы взрослый человек и большой начальник. Ваш замученный вид жалок, мне не нравится. Я хочу с вами поиграть. Изобразите страсть и нежность, Ник, будьте убедительны, и я не сделаю вам больно.

Николас закрыл глаза. «Отпустите меня, – умоляюще зашептало что-то внутри. – Кто-нибудь, ради Бога, заберите меня отсюда.

Нет. Никто не узнает. Эрвин не узнает. Никаких жалоб и возражений.

Я разведчик».

– Алан… – проговорил Николас.

– Да?

«Я это сделаю, – повторял он непрерывно, заглушая все остальные мысли и чувства. – Я сделаю, сделаю, я разведчик, я способен на всё».

– Подыграйте мне, – попросил он; Йеллен прижался щекой к его щеке, трепетно ловя каждый звук. – И мы оба получим удовольствие.

– О! – отозвался Йеллен и благодарно поцеловал его в губы. – Об этом я и мечтаю.

…У него были странные вкусы. Йеллен с потрясающей достоверностью разыгрывал нежную любовь и от Николаса требовал того же. Он явно испытывал отвращение к примитивным проявлениям жестокости, он действительно старался не причинять физической боли. Если бы их отношения не были сами по себе чудовищным унижением, можно было бы сказать, что он любовника даже не унижал.

Порой по ночам он сажал Николаса в свой антикварный катер с бензиновым мотором и увозил в открытое море. В небе, за толщей чистейшей атмосферы и невидимым силовым полем, ярко горели звёзды, за бортом катера плескалась тёмная вода, пахнувшая йодом и водорослями. Йеллен останавливал катер, подходил к борту, запрокидывал Николасу голову и целовал его. Даже не лапал, только целовал до трещин в углах рта. Это выглядело в точности как сцена из дешёвого любовного романа, красиво и романтично до пошлости. Похоже, именно такие детали доставляли Йеллену наибольшее наслаждение. Секс был далеко не главной частью его извращённой игры.

Он вёл светские беседы. Рассказывал вещи, которые могли бы показаться интересными, если бы речь о них шла в другой обстановке. Николас кивал, улыбался, подавал реплики и ничего не чувствовал. Настало какое-то отупение.

Время остановилось.

Каждое утро поднималось солнце, волновалось или дремало море, бездумное и чужое. Каждый вечер загорались звёзды, и на небосклон выплывало Сердце Тысяч, белое и лазурное, как Земля. Уже на третьи сутки своего заточения Николас перестал считать дни. Он ждал, когда Йеллену надоест. Он превратился в ожидание.

А Йеллену нравилось, и с каждым днём, казалось, нравится всё больше.

Если бы Николас что-то чувствовал, то чувствовал бы отчаяние.

На шестой день случилось нечто, нарушившее постоянство этого зелёного и лазурного ада.

…Где-то на нижнем широком балконе, рядом со стоянкой, у директора располагался аппарат голографической связи. Николас, разумеется, и не думал его искать, он хорошо помнил предупреждения. Пару раз он видел издалека, как из ниоткуда ступает на мрамор балкона женщина средних лет, привлекательная, но со слишком тяжёлым и цепким взглядом. «Акена, – восклицал Йеллен, – дорогая моя!» – и прикасался щекой к щеке голограммы. Царствующая гендиректор скупо улыбалась в ответ. Они не говорили о делах, только обменивались вежливыми репликами и осведомлялись о пустяках, а потом Акена Тикуан исчезала.

Вечером шестого дня у белых перил стоял другой человек.

Днём директор изъявил желание совершить морскую прогулку в компании своего дорогого друга. Николас ждал его в одной из кают яхты – настоящей, парусной, огромной крейсерской яхты «Чайка». Неведомо, зачем она вообще понадобилась директору на астероиде, разве что для украшения горизонта. Обычно Йеллен предпочитал ей антикварный катер, но в этот раз выбрал «Чайку». Роль экипажа на ней исполняли манипуляторы, похожие на осьминогов. Происходящее на рангоуте и такелаже порой выглядело как киносказка о морских чудовищах. «В самый раз для Йеллена», – думал Николас, рассеянно глядя на экраны под потолком: там полдесятка осьминогов ставили паруса. Впрочем, зрелище было скучноватое. Николас протянул руку, коснулся голографической струны, и взгляд камеры переместился в сторону дворца.