Книга Империя для русских - Владимир Махнач

Но вот мы затронули и национальный вопрос. А как здесь? Для христианина национализм совершенно нормальное понятие. Собственно, этот термин означает лишь ту ситуацию, когда для человека, осознающего себя националистом, дела своего народа являются первоочередными, а всех других – что ж, во вторую и третью очередь. Это-то нам всем позволено. Это даже и естественно. При этом мы можем и сочувствовать, и помогать другим нациям. Национализм агрессивный, враждебный другим называется иначе – шовинизм. К сожалению, это и до сих пор затемнено в сознании самых широких кругов наших соотечественников. А влечет за собой неприятные последствия, потому что антиподом шовинизму является космополитизм – разрушение национального. Сам по себе он еще не разрушение веры и нравственности, но безусловное разрушение культуры, которая может существовать только в национальной форме. Культура же производна от вероисповедания. Впрочем, это другая тема. Но христианство гарантирует националиста от соскальзывания в шовинизм. Национализм христианина всегда будет ответственным. В основе его понимания всегда будет лежать христианское понимание греха. Все же практическому политику следует помнить, что для христианина нация превыше государства. Это и доказать не трудно, ведь государство – наше творение, мы его создали, мы его видоизменяем. Государство может быть приличным и неприличным. В некотором смысле политика – искусство эволюции от неприличного к приличному образу государства. А нации мы не создавали, они созданы Богом. Но если нация – реальность более высокая, чем государство, то Церковь – более высокая, чем нация, и эта иерархия сохраняет дружелюбное взаимодействие различных народов.

Мы уже коснулись вопроса о культуре. Что же это такое? Досадно, ох как досадно, что даже наиболее симпатичные, стремящиеся к пониманию православной этики и национальному языку политики перечисляют понятие культура, культурные проблемы после проблем политических и экономических. Культура категорируется по остаточному принципу. На самом деле культура – это все, что не природа. Она – среда обитания, которую создает вокруг себя человек на протяжении всей своей истории. Мы всегда жили в культуре. Теперь культура национальна. Она существует всегда в национальной форме и ни в какой другой существовать не умеет. Но есть и более высокие культурные общности – культурные регионы. Культура русских, мордвин, удмуртов и многих других православных народов – культура восточно-христианская. Такой же культурный регион, как культура Запада, культура Дальнего Востока, объединяющая китайцев и японцев. К восточно-христианской культуре принадлежит более 90 % населения Российской Федерации. И в пространстве СССР – восточные христиане по культурной принадлежности составляли абсолютное большинство.

Понятие культура почти совпадает с понятием традиция. Следовательно, традиционалист – это человек высокой культуры. Так каковы культурные традиции, вытекающие из православия? Это почитание учености. В сущности, русский народ, как и другие православные, прежде всего, почитал святость, затем ученость, затем все остальное. Следовательно, православная политика – это воспитание в современном обществе безусловного почтения к своему профессору и учителю. Это готовность современного человека защищать своего учителя так же, как он защищает своего священника.

Наша культурная традиция необходимо требует восстановления плотной социальной среды. Ее разрушали, разоряя деревни, направляя миллионы людей на «комсомольские» стройки, перекидывая из города в город молодых специалистов. Из нас делали босяков, бродяг, бомжей, а теперь еще делают беженцев. Но христианином бывает только прихожанин конкретной церкви. Гражданином России может стать только гражданин города Ярославля или Нижнего Новгорода, а не просто житель. Наша культура – это складывавшаяся веками городская и сельская среда обитания. Ее разрушали в XX в. из десятилетия в десятилетие. Но с объявленного широковещательно окончания «коммунистического» правления не изменилось ничего. Наши города всегда выглядели иначе, чем города западно-европейские. Они, в сущности, состояли из усадеб, в том числе и усадеб самых бедных жителей. Русский сто лет назад почти всегда жил в своем собственном доме, а это делает человека и хозяином, и гражданином, и консерватором, сохраняющим уклад обитания. Но, более того, жить в своем доме означает существенное облегчение в следовании нормам христианской морали: и в состоянии семьи, и в воспитании детей. Да что там. Ведь все ж понятно. Не знаю, все ли христиане согласятся, что так называемый военно-промышленный комплекс был еще недавно нашей национальной гордостью, но, уж безусловно, все согласятся, что строительный комплекс был и есть нашим национальным позорищем. Русским теперь уже как благодеяние преподносится политика, загоняющая их в клетки двадцатиэтажных железобетонных бараков, якобы со всеми удобствами, что лишает их привычной и достойной человеческой жизни.

Есть у нас и свои хозяйственные традиции. Большинство русских – посредственные рабочие, но великолепные ремесленники. Это обеспечивало особый уклад в нашей экономике еще в начале XX в., высокий процент кустарного производства продукции, которая, кстати, с блеском конкурировала на европейском рынке, и это соответствует современным тенденциям хозяйства в самых развитых странах, где прогрессируют небольшие, но весьма гибкие предприятия, часто даже семейные или кооперативные.

Наша хозяйственная этика включала в себя определенную иерархию в предпринимательской среде. Предпринимателем 1‑го ранга в глазах русского всегда был промышленник, за ним шел купец, а банкиров если не презирали, то недолюбливали, именуя процентщиками. Восстанавливать частную инициативу, частное хозяйствование в России, начиная с непомерного развития банковского капитала, – затея враждебная многовековой традиции. Процентщик – человек делающий деньги из воздуха, если строже, из времени – не вполне достойный человек. Ибо время человеку не принадлежит. И политическая традиция у нас была весьма сложная. Вне всякого сомнения, русские, хотя бы смутно, в большинстве своем монархисты. Но не следует предполагать, что нашей традиции соответствует бюрократический петербургский период. У нас есть и многовековая демократическая традиция. Вечевая традиция домонгольской Руси, а затем довольно сложное политическое устройство Новгорода и Пскова. И сельский сход, и сотни, и слободы, на которые делились города, земское самоуправление XVI–XVII веков. И даже свой парламентаризм. Ибо Земский Собор – это парламент без всяких оговорок. Именно так он и воспринимался иностранцами в ту эпоху. Но это не демократия для всех кому не лень. Самым большим издевательством над русской демократической традицией за последние годы был, может быть, специальный избирательный участок для бомжей, устроенный в Санкт-Петербурге. Наша русская демократия – это демократия полноправных совершеннолетних домохозяев. Причем традицию эту оборвала революция. Преодолевая ее последствия, не дурно было бы к ней вернуться.

Но уж самое невероятное – это партийные списки для голосования, которые и на западе-то болезненное явление нашего времени. А в России такого никогда не водилось. Русский голосует за лично знакомого кандидата. И это тоже вполне соответствует коренным нормам христианской этики, потому как элемент личных неформальных отношений гражданина и его представителя вводит такие высоконравственные элементы в общественную жизнь, как доверие и верность.