Книга Время "мечей" - Данил Корецкий

– Пойду. Надо ружье забрать. А то Тайга такой кипеж подымет…

Он направился к месту своей охоты. Последние двадцать метров медленно крался, стараясь не производить ни звука, внимательно осматриваясь по сторонам и вслушиваясь в привычный шелест тайги. Но ничего подозрительного не видел и не слышал. Даже воя раненого медьвака. Это его удивило. Неужели наповал?!

Облом осторожно выглянул на прогалинку. Приманка висела нетронутой, медьвака не было – ни убитого, ни раненого, ни невредимого… Даже не видно лужи крови и уходящих в кусты пятен! Как такое может быть?! Если ружье выстрелило, значит, кто-то рванул наживку! Но тогда этот «кто-то» должен был получить две разрывные пули весом по 36 граммов каждая! И никак не мог спокойно уйти! Может, каким-то образом пули прошли мимо и зверь убежал? Ну что ж, это еще не самый плохой вариант… Надо забрать ружье, зарядить его и осторожно вернуться в лагерь…

Он подошел к дереву, осмотрел свой самострел. От сильной отдачи ружье подалось назад. Может, в этом причина промаха? Но стволы по-прежнему смотрели туда, куда нужно… Чертовщина какая-то… И потом, если бы медьвак зацепил своей огромной лапой наживку, то пакет бы развалился и мясные ошметки вывалились наружу! Нет, похоже, приманку он не трогал… Но тогда как ружье выстрелило?

Облом заглянул за дерево, взялся за приклад и увидел свежую царапину, идущую по коре сверху вниз и перечеркивающую обмотанную вокруг ствола спусковую веревку! Неужели… Неужели медьвак спустил курки так же, как спускал установленные на него капканы?! В этот момент Облом ощутил на себе чужой недобрый взгляд, и волосы у него встали дыбом. Он все понял! Зверь выстрелил для того, чтобы привлечь его внимание, а сам сел в засаду!

Раздался треск, и из ближайших кустов поднялась огромная буро-серая туша, раздался короткий победный рев. Облом бросился бежать. Он несся сломя голову, но медьвак настиг его через минуту, и ударом когтистой лапы оторвал голову.

* * *

БРДМ уже подкатывалась к лагерю, когда раздался грохот сдвоенного выстрела.

– Ниче себе! – удивился сидящий на броне Карнаух. – Чего это они?

Тайга выругался.

– Дурака проваляли, а сейчас на охоту вышли! А жрать мы когда будем? Ночью?!

Но когда они въехали в городок, оказалось, что ужин уже готов. Муха с важным видом стоял возле аппетитно пахнущей огромной кастрюли и помешивал булькающее варево длинной палкой с обгоревшим концом.

– Ну, Муха, ты даёшь! – удивился Тайга. – А Облом где?

Муха пожал плечами и принялся растаскивать горящие поленья.

– Самострел на ведьмака поставил, а когда тот сработал – пошел проверить… Чего-то долго не возвращается… А я вроде рык какой-то слышал…

– Ну, натуральный идиот! – взмахнул рукой Карим. – Идите, посмотрите, что там! И ты, Рустам, с ними…

Рустам, приготовив «Тигр», пошел первым, за ним двигался Тайга с двустволкой наперевес, потом Муха, который подсказывал – куда идти, и замыкающий шествие Карнаух. Они быстро нашли то, что искали. Но не в том виде, в каком надеялись: Облом лежал в кустах без головы, верхняя часть и ноги были обглоданы до костей.

– Это не ты его грохнул? – вполне серьезно спросил Тайга у Мухи.

– Я… И съел потом.

– Ну да…

Потом нашли самострел, вернее, то, что от него осталось. Приклад был сломан, стволы помяты зубами и кое-где прокушены насквозь. Мужики переглянулись. Они видали виды, но такого даже не могли себе представить…

– Говорят, если медведь человечины отведал, то становится людоедом, – задумчиво произнес Тайга. – Теперь вдвойне беречься надо!

– Да, Облом по-хреновому обломался, – сказал Муха. – Нам это может боком выйти!

Остальные напряженно молчали.

Траурного митинга не было. Останки Облома зарыли у границы рабочего городка, под бетонной площадкой, на которой, как помнил Мончегоров, одно время стоял стационарный дизель-генератор. Под площадку сделали подкоп сбоку, потом привалили остовом грузовика, который Володя подтащил вездеходом. Теперь медьваки вряд ли смогут раскопать тело…

Печальные мероприятия не утолили голода, поэтому, окончив их, сели за стол. Ели в молчании: каждый думал о том, что судьба Облома могла постигнуть любого из присутствующих. И не исключено, что еще постигнет… Вспоминать о том, что произошло, не хотелось, но, когда ужин заканчивался, Муха вдруг сказал:

– Смотрите, мужики, на всех хватило. Зря я ему не дал пожрать вволю…

Сумерки сгущались. Михаил – Омон вкрутил над входом в барак лампочку и включил в лагере свет. Сегодня занадворовцы не рискнули ехать ночью, и девять человек собрались в освещенном круге, у вездехода, который Володя подогнал к самому крыльцу. Люди были подавлены и ждали от Карима какого-то решения.

– Ночуем все вместе! – объявил он. – Из барака ночью не выходить! Ясно? Вопросы есть?

Вопросов не оказалось. Электрических лампочек в бараке не было, Володя нашел где-то керосиновую лампу, заправил соляркой, предварительно насыпав в нее соли. Лампа изрядно чадила чёрным дымом, стекло мгновенно закоптилось, но свет был достаточно ярким. Карнаух под присмотром Тайги укрепил петли двери и привинтил изнутри крепкий засов. Потом Тайга задул фитиль, и все разошлись по спальным местам. Свет над входом оставили, чтобы отпугнуть зверей, а склад-ангар с лошадью заперли на замок.

– Если ведьмак один раз попробовал человечину, он уже не остановится, – авторитетным шепотом вещал Муха в полумраке барака, собрав вокруг себя заинтересованных слушателей. – Он становится людоедом. Ему уже мало телёнка задрать или корову. Он теперь специально на людей охотиться будет. И без разницы уж ему, кто попадется: женщина с корзиной грибов или ребёнок!

В принципе об этом и так все знали. Но лежавший на соседней кровати Карнаух слушал как завороженный. Омон и Артист стояли, ловя каждое слово рассказчика. Даже Тайга, который и сказал об этом первым, притих и прикрыл плечи, натянув повыше куртку.

– Да не нагоняй страху! – раздраженно сказал Карим из дальнего угла. – Надо будет, Рустам их отстреляет за полчаса! Давайте спать. Отбой!

Но, несмотря на успокаивающие слова, Ивану Степановичу все равно всю ночь снились огромные медведи-людоеды – они гонялись за ним, угрожающе рыча и ругаясь хриплыми человеческими голосами. А один поймал его за ногу и, щелкая зубами, подтягивал к себе, а он отчаянно вырывался, цепляясь за ветки, кусты и траву, но они ломались и вырывались из земли…

Туркмения. Мары

Колонна из четырёх «КамАЗов» медленно тянулась за неспешно бредущими по шоссе одногорбыми верблюдами. Верблюды на дорогах Туркменистана – обычное дело, как и сотрудники службы дорожного надзора полиции. Правда, как говорят злые языки, первые здесь только ходят, а пасутся в пустыне, а вторые и пасутся на дороге.

Новенький белый, с зелёной полосой «Мерседес» замер на обочине при выезде из Маров. Один полицейский сидел за рулём, второй стоял рядом, небрежно помахивая жезлом. Завидев «КамАЗы», он шагнул вперед и требовательно поднял руку. Он не был похож ни на рослого американского копа, ни на широкоплечего французского жандарма, ни на упитанного российского гаишника – маленький, сухощавый, с небольшими усиками и в неловко сидящей форме. И лицо не имело печати постоянной властности, а выражало готовность принять любое выражение, которое будет подходить к конкретной ситуации, – как у куклы-трансформера. Сейчас на нем властвовала холодная строгость, которая, впрочем, не могла полностью скрыть оттенок заинтересованности.