Книга Темный век. Трактирщик - Александр Воронков

— Благословение господне на Вас, вельможный пан! — Монах поднял руку в торжественном жесте.

Вжавшись в стену коридора, я пропустил мимо себя звенящего при каждом шаге шпорами рыцаря, стараясь запомнить черты его ещё не старого, но умудренного опытом лица, полуприкрытого тёмно-русыми усищами, размеру которых позавидовали бы Семён Будённый и Ока Городовиков вместе взятые.

Вновь оставшись наедине с монахом-"телохранителем" и его миниатюрным хищником, я решил прекратить попытки проникновения в келью и запасся ожиданием, присев на корточки у стены. Тем временем бородач возился с умильно ластящейся зверушкой. Глядя на эту сладкую парочку было трудно предположить, что бородач с лицом молодого Деда Мороза некогда был воином не из последних, а пушистая гибкая ласка — один из самых опасных лесных хищников в своей весовой категории…

Спустя минут двадцать за дверью раздался требовательное бряцание металла о металл, будто некий лудильщик прочеканивал латунный шов самовара. Встрепенувшийся брат Теофил бесцеремонно скинул зверька на пол, зацепив петлю поводка за дверную ручку и плавно "перетёк" внутрь помещения. Именно перетёк, а не вошёл или вбежал: резкие движения, похоже, монахом принципиально не использовались. Появившись вновь, он оттянул ласку от двери и приглашающе махнул рукою: дескать, заходи, раз уж такой настырный!

Медлить не стоило, поэтому, перекрестившись — похоже, уже вырабатывается условный рефлекс — я вновь очутился в "штабной келье". С прошлого посещения здесь почти ничего не изменилось, за одним-единственным исключением: на шкафу-"горке" эдаким ведром красовался новенький блестящий шлем-топхельм с крестообразной накладкой из чернёных полос металла высотой "во всю морду" и мелкими вентиляционными отверстиями на "щеках". Маковку шлема украшала посеребрённая фигурка расправляющего крылья орла, размером с мой кулак. Хозяин кельи, как и прежде, сидел за столом, выжидающе глядя на меня.

— Добрый день, Ваше преосвященство! Простите, что отвлекаю от дел…

— Здрав будь, сын мой. С какой нуждой явился?

— Первым делом позвольте в знак почтения к этой обители, давшей мне приют и к Вам с братией, оказавшим поддержку бедному страннику, поднести посильное пожертвование на пользу нашей святой Церкви, а уж потом дозвольте поведать о странном происшествии, свидетелем которого мне случилось быть…

Извлекши из набедренного кармана армейских штанов синий шёлковый свёрток, я с низким поклоном протянул его к аббату на раскрытых ладонях.

Перекрестив подарок, а заодно и дарителя, тот развернул ткань и удивлённо хмыкнул при виде крестика из слоновой кости, мирно соседствующего с венчающим булавку зелёным полумесяцем.

— Благодарю тебя, сын мой, от всей души за щедрый поминок. Сии вещи, несомненно, принесут пользу святой обители. Надеюсь, они добыты праведным трудом?..

— Совершенно верно, Ваше преосвященство, именно праведным физическим трудом я их некогда заработал. Готов поклясться в этом!

— Негоже всуе клясться: верю тебе и без того. Расскажи лучше, о каком это происшествии ты упоминал?

— Ваше преосвященство, я долго думал: стоит ли об этом вообще кому-нибудь говорить, ибо чувствую, что знание это может быть опасно. Но скрывать что-то от святой Церкви — грех, ведь правда?

— Истинно так: Церковь всеведуща, и даже если ты попытаешься что-то скрыть, рано или поздно это станет известно, ибо Господом речено: "Итак не бойтесь их, ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано. Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях". А кто мы, грешные, чтобы сомневаться в словах Христа?

— Так вот, Ваше преосвященство: несколько дней назад я ездил по округе в поисках крестьян, которые бы согласились поставлять продукты для моего открывающегося вскоре трактира. В один из дней мне встретился попутчик — бродячий подмастерье и мы продолжили путь вдвоём. Случилось так, что неподалёку двое монгол захватили в плен чешского пана и пытали его. У меня на родине всякому известно, что багатурам возбранено хватать знатных людей, находящихся под защитой царской пайцзы. Тут же творилось явное беззаконие, так ли, Ваше преосвященство?

— Допустим. Но откуда ты знаешь, что пленником был чешский пан, а не какой-нибудь судетский шпион? И отчего полагаешь, что он был под защитой?

— Так ведь сам рассказал…

— Кто? Пленник? Не может такого быть: если уж монголы принялись кого пытать, тот всё равно больше не жилец на свете!

— Так уж вышло, Ваше преосвященство, что допытать толком им не удалось…

— Отчего же это?

— Померли.

Аббат поднялся из-за стола и подошёл вплотную, внимательно вглядываясь в моё лицо.

— Вот как? Какая внезапная смерть… И ты, сыне, вправду думаешь, что я поверю в то, что двое монгольских батуров или даже простых аратов ни с того ни с сего вдруг взяли и скончались?

— Так сами посудите, Ваше преосвященство: неужто можно было дозволять басурманам над христианином злодействовать, тем более — над славянином? Грех ведь.

Ну, мы с попутчиком им и помогли поменьше нагрешить.

— То есть — Шестую заповедь нарушили, выходит?

— "Возлюби ближнего твоего, как самого себя". Так нас учит Христос через Святое Писание. А ближние нам — наши братья, а не пришельцы-кочевники, отче! И делайте со мной, что хотите, а я о том, что сделал, не жалею!

Острым взглядом князь-аббат впился в мои глаза. Ну что же, гляделки я с детства люблю, давай, кто кого пересмотрит!

Минуту мы сверлили друг друга очами и я уж решил, что зря решил открыться бенедиктинцу, ошибочно посчитав его противником монгольских захватчиков. Вот сейчас аббат вызовет бородатого телохранителя и прикажет схватить дерзкого убийцу, обнаглевшего без меры и отважившегося нахально явиться к нему прямо в руки… Нет, риск, конечно, дело благородное, но весьма чреватое приключениями "на нижние девяносто".

Вдруг отец Гржегош крепко ударил меня культяпкой правой руки по плечу, звонко расхохотавшись:

— Ну, сокол, ну, хрдина! Порадовал старика! Выходит, двумя роштяками-поганами на нашей земле меньше стало! А не врёшь?

— Ей-богу!..

Старый воин жестом велел мне занять стоящий обочь стола чурбак, сам же взгромоздился на край стола, нависнув надо мной подобно утёсу.

— Так как же вы исхитрились их победить? Ведь у тебя и оружия-то приличного не было с собой, это точно известно, и в Жатеце не продаст никто из купцов не горожанину. А уж подмастерье-бродяга тем более меч или копьё с собою не потащит!

— Ножами, Ваше преосвященство. Сперва подобрались со спины почти вплотную, а там уж в рукопашную сошлись. Чингисхановцы и до луков добежать не успели: те у конских сёдел висели, а монголы как раз у костра христианина поджаривали.

Ну, а под конец и сам пан Чернин сумел по силе возможности в бою нам подсобить…