Книга Второе убийство Сталина - Елена Прудникова

Однако на свободе еще оставалась значительная часть заговорщиков во главе с инженером Алексеевым, присланным в качестве «спеца-организатора по транспортированию нефти с Кавказа». Они собирались поднять восстание и захватить город, чтобы помочь наступающим войскам Краснова. Конечно-конечно, никакого заговора на самом деле не было, это злобная «чрезвычайка» похватала кого попало и выколотила из них признания. Вот только одна незадача: эту историю рассказал в своих мемуарах сам Носович, которому нет никакого смысла врать.

«К большому сожалению, прибывший из Москвы глава этой организации инженер Алексеев и два его сына были малознакомы с настоящей обстановкой, и благодаря неправильно составленному плану, основанному на привлечении в ряды активно выступающих сербского батальона, бывшего на службе у большевиков при чрезвычайке, организация оказалась раскрытой. Резолюция Сталина была короткой: «Расстрелять». Инженер Алексеев, два его сына, а вместе с ними значительное количество офицеров, которые частью состояли в организации, а частью лишь по подозрению в соучастии в ней, были схвачены чрезвычайкой и немедленно, без всякого суда, расстреляны»[61]. А что еще прикажете с ними делать в военное время в условиях осажденного города?

Но это была чрезвычайная мера при чрезвычайных обстоятельствах. А вообще-то, в отличие не только от Троцкого, но и от других большевиков, Сталин отнюдь не увлекался арестами, чему служит доказательством история с солдатскими комитетами. Примерно в то же время в некоторых частях бойцы стали требовать создания солдатских комитетов для контроля за командирами, по поводу чего на станции Ремонтная было созвано совещание. Протекало оно горячо, подогретые бузотерами солдаты не стеснялись в выражениях. В пылу спора Буденный, принимавший участие в совещании, предложил арестовать зачинщиков этой истории и отправить их в Царицын. Сталин выступал, по своему обыкновению, в конце. «Говорил он спокойно, неторопливо, — вспоминает Буденный, — с заметным кавказским акцентом, но очень четко и доходчиво. Подчеркнув роль, которую сыграли солдатские комитеты в старой армии. Сталин затем полностью поддержал меня в том, что в Красной армии создавать такие комитеты не нужно — это может посеять недоверие к командирам и расшатать дисциплину в частях. Предложение арестовать инициаторов этого совещания Сталин отверг. Он сказал, что если поднимется какой-нибудь вопрос, то его надо обсуждать, хорошее принять, плохое отклонить»[62].

Любопытное свидетельство оставил М. И. Потапов из команды бронепоезда «Брянский». Ему пришлось по делу отправиться к Сталину. «Показав в штабе свой документ, захожу в приемную — там ни души. Потихоньку открываю дверь, заглядываю в кабинет. Вижу, ходит в глубоком раздумье небольшого роста человек. На нем внакидку простая солдатская шинель и обыкновенные сапоги. Приняв его за дежурного, я вышел в коридор и в ожидании закурил. Через некоторое время человек в шинели внакидку вышел из кабинета и прошел в смежную комнату. Возвращаясь, он взглянул на меня и осведомился, кого я ожидаю. Отвечаю, что хочу встретиться с товарищем Сталиным по важному вопросу. Он ответил:

— Я Сталин, заходите».

Кстати, косвенно из этого отрывка видно, что скромность в поведении была тогдашним начальникам вовсе не свойственна, иначе не приняли бы наркома за дежурного. Троцкого не приняли бы, это уж точно…

А отношения с наркомвоеном все обострялись. У Сталина и Ворошилова не сложились отношения с командующим Южным фронтом Сытиным, и они попросили РВС снять Сытина и назначить вместо него Ворошилова. В ответ 3 октября была получена телеграмма: «Приказываю тов. Сталину, Минину немедленно образовать Революционный совет Южного фронта на основании невмешательства комиссаров в оперативные дела. Штаб поместить в Козлове. Неисполнение в течение 24 часов этого предписания заставит меня предпринять суровые меры».

Письмо было откровенно хамским. Сталин был равен Троцкому по положению, и тот не имел права обращаться с ним как с подчиненным. В ответ из Царицына полетела сердитая телеграмма Ленину. «Мы считаем, что приказ этот, писанный человеком, не имеющим представления о Южном фронте, грозит отдать все дела фронта и революции на Юге в руки генерала Сытина, человека не только не нужного на фронте, но и не заслуживающего доверия и потому вредного. Губить фронт ради одного ненадежного генерала мы, конечно, не согласны. Троцкий может прикрываться фразой о дисциплине, но всякий поймет, что Троцкий не Военный Революционный совет Республики и приказ Троцкого не приказ реввоенсовета республики». Неприкрытое раздражение, уже не в первый раз прорывающееся в адрес Троцкого, лучше всяких рассуждений показывает, какие между ними были к тому времени отношения. И в дальнейшем они не улучшились, отнюдь, просто пока Ленин был здоров и работал, он их мирил, это было одним из его основных занятий — мирить своих вечно конфликтующих между собой подчиненных…

Из мифологии:

Летом 1918 года Ленин попросил Сталина, находящегося в Царицыне, помочь бакинским комиссарам. Шаумян сказал: «Я знаю Кобу по Тифлису, он мне не поможет». Формально Сталин не ослушался Ленина и послал отряд в Баку, но отряд был мал и бессилен что-либо сделать.

О плохих отношениях между Сталиным и Шаумяном слухи ходят давно. Кстати, при чем тут Тифлис? Они некоторое время вместе работали в Баку, пока сначала один, а потом другой не были арестованы. Впервые о будто бы существовавшем конфликте между ними поведала в 1930 году грузинская эмигрантская газета «Эхо борьбы», издававшаяся известным меньшевиком Ноем Жорданией. В ней рассказали, что членом ЦК партии должен был стать не Сталин, а Шаумян, но Сталин различными не очень чистыми методами убрал Шаумяна из руководства. Та же газета обвинила его в том, что он выдал Шаумяна охранке.

В СССР это обвинение было озвучено устами старой большевички, бывшего секретаря Шаумяна О. Г. Шатуновской, которая в 60-е годы состояла членом комиссии по расследованию сталинских преступлений и чрезвычайно много об этих преступлениях рассказывала. Шаумян, по ее утверждению, говорил ей, что Сталин является агентом охранки — впрочем, эту тему мы в свое время уже обсуждали. На страницы печати этот рассказ вынесли историки А. Г. Арутюнов и Ф. Д. Волков, об объективности которых мы уже тоже говорили.

Не будем вдаваться в историю старой партийной склоки, независимо от того, была ли она на самом деле или привиделась Ною Жордании — в любом случае ее от гражданской войны отделяет десять лет. Лучше посмотрим, как все обстояло в 1918 году. А то возникает такое впечатление, что Сталин имел в своем распоряжении миллион солдат, а для Шаумяна пожадничал дать отряд посильнее.

Все происходило тем же летом 1918 года, когда к Царицыну подступали отряды Деникина и Краснова. К Баку же тогда подступали турки, не замедлившие поживиться в русской смуте. 20 июля Сталин сообщал Шаумяну, что, по его сведениям, народнические фракции бакинского Совдепа добиваются приглашения англичан для защиты от турецких захватчиков. 25 июля это решение было принято, а 31 июля власть от бакинского Совнаркома перешла в руки так называемой «диктатуры Центрокаспия» — выборного органа Каспийской военной флотилии. Диктатура распустила Совет, запретила большевистские газеты. Руководство Совнаркома и другие большевики попытались эвакуироваться в Астрахань, однако их пароход был перехвачен кораблями диктатуры, красные отряды разоружены, а члены Совнаркома арестованы. В середине сентября, когда англичане под натиском турок бежали из Баку, «бакинских комиссаров» освободили, и они попытались снова прорваться в Астрахань, но им опять не повезло — команда парохода взяла курс на Красноводск, где власть была в руках англичан и правительства правых эсеров. 20 сентября двадцать шесть руководителей советской власти в Баку были расстреляны. Позднее англичане и правые эсеры пытались свалить вину друг на друга, точнее, англичане упорно молчали по поводу «инцидента», а правые эсеры утверждали, что решение о расстреле было принято под давлением англичан.